– А она почему до сих пор?..
– Доктор Паретта говорит, дело в гормонах. Мол, они помогают ей справляться.
Они выносят тело. Я остаюсь. Я сижу, и ступни у меня испачканы красным. Я ни на что не смотрю. Нет, нет, я ни на что не смотрю. Я больше ни на что не буду смотреть.
Я жду, что меня переведут в другую палату, что они снова поставят мне капельницу и затянут ремни. Но никто не приходит и никто не возражает, когда я двигаю пустую кровать-каталку поближе к своей.
Когда я сплю, он рядом.
Когда я просыпаюсь, он тоже рядом.
Когда наступает мой черед, Паретта приходит одна. Я поворачиваюсь на бок и, свернувшись в клубок, закрываю глаза, но она заставляет меня выпрямиться и сесть. Рядом с кроватью стоит кислородный баллон с трубкой и ярко-желтой маской.
– Мне ужасно жаль, – говорит Паретта.
Мне нечего ей сказать. Я просто смотрю перед собой, пока она не вкладывает мне в руки доску.
Она присаживается на край постели. Тедди больше нет, а она защищена костюмом от головы до кончиков пальцев, только вокруг глаз открытый участок кожи. Когда она протягивает руку, я не сопротивляюсь. Я позволяю ей отвести от моего лица прядь волос, вытереть засохшую слюну в уголке рта.
– Я тебе кое-что принесла, – говорит она. Из кармана защитного костюма она достает ракстерский ирис. Он немного помятый, с расщепленным стебельком, но лепестки всё такие же синие. Он пока еще жив. – Кажется, тебе они нравятся, вот я и подумала…
Она протягивает его мне, и я беру его в обе ладони. Складочки цвета индиго и едва заметные вкрапления желтого в середине. Гетти собирала их летом и вплетала мне в волосы.
– Послушай, – говорит Паретта. – Мы больше не можем здесь оставаться. Вся эта ситуация с Тедди, да и в школе кое-что случилось, и наше исследование решено было свернуть. Мне очень жаль, но я не могу тебе помочь.
Кажется, она ждет от меня прощения. Вместо этого я закрываю глаза и подношу ирис к носу. Сладкий и самую чуточку соленый запах Ракстера.
– Ну ладно, – слышу я, и колесики кислородного баллона поскрипывают, когда она подкатывает его ближе. – Тебе нужно просто дышать, ясно? Просто дышать, и всё.
Я не открываю глаз, и она надевает на меня кислородную маску и крепко завязывает ленты. Она не застегивает ремни, а ее прикосновение мягкое, почти нежное. Она знает, что во мне не осталось сил на борьбу.
Раздается шипение: клапан открывается. Я смотрю на Паретту, чтобы убедиться, что она смотрит на меня, и делаю глубокий вдох.
Это как если выпить воды впервые за долгое время, когда холод разливается по венам. Только это не холод, а шипучий жар, который усиливается с каждой секундой.