— Прямо здесь? — ужаснулась она.
— А почему бы и нет? Самое место. Глядишь, и в милицию угодим.
— Этого еще недоставало!
Они взглянули друг на друга и весело рассмеялись.
И за окном перестал сеять снег, и выглянуло солнце, и она глядела на него ясными, как весеннее небо, глазами, и глаза ее беззвучно смеялись.
А потом они отправились вдвоем бродить по Москве. И была Третьяковка, ВДНХ, ажиотаж и несусветная толчея магазинов, и в самом конце дня — золотистая от опавшей листвы скамейка в Александровском саду.
В газетном киоске, куда он подошел купить сигареты, ему попался на глаза последний номер «Звезды Востока». Он пробежал оглавление и выложил на прилавок полтинник.
— Пирожки с мясом! Горячие пирожки! — надрывалась неподалеку лотошница в белом переднике поверх стеганой безрукавки.
— С зайчатиной? — деловито осведомился он, сворачивая кулек из газеты.
— С чем? — опешила стеганка.
— С зайчатиной. Меншиков такими торговал. Слыхивали, небось? Алексашка.
— Не знаю, чем Сашка торгует, а наши пирожки с говядиной.
— Так уж к с говядиной?
Стеганка смерила его уничтожающим презрительным взглядом.
— Не нравится — не берите.
— А попробовать можно? — не унимался он.
— Не морочь голову. Ишь, чего захотел. А еще в очках.
Лотошница принялась собирать свое хозяйство, явно намереваясь улизнуть подобру-поздорову.
— Ладно уж, — миролюбиво сказал он. — Не серчайте, чего там. Давайте шесть штук.
Мировая не получилась. Стеганка сложила в кулек пирожки, отсчитала сдачу и удалилась с видом оскорбленной добродетели, толкая перед собой тележку.
— Ну и народ пошел! — он возмущенно пожал плечами. — Слова никому не скажи.
— О чем это вы? — поинтересовалась она, доставая из кулька пирожок. — Такая оживленная беседа.
— О том о сем. Об Александре Меншикове, например.
— Ну и как?
— Фиаско. Толстой у общепитовцев не в почете.
— А «Звезда Востока»?
— Не спросил. Узнать?
— Не стоит.
— По-моему, тоже не стоит.
Она положила журнал на колени и стала перелистывать свободной рукой.
— В горле пересохло, — сообщил он. — Схожу за лимонадом.
Она кивнула, не поднимая головы.
Вернувшись с бутылкой и двумя бумажными стаканчиками, он встретил ее настороженно-внимательный взгляд.
— Что-то случилось?
— Тут твои стихи.
— А что в этом плохого?
— Ничего. Мог бы сказать раньше.
— Я их сам только что увидел.
— Я не о том. Мог сказать, что пишешь стихи.
— Милая! Не далее, как вчера, я пичкал тебя ими до одурения!
— Но ты не сказал, что они твои!
— Прости.
Он налил лимонад в стаканчик и протянул ей. Она поблагодарила кивком головы, отпила немного и поставила стакан на скамейку.