А с другой стороны, если уж они так серьезно настроены, зачем им подкупать консьержа? Во-первых, старик — это свидетель, который, естественно, молчать не станет, а во-вторых, ста баксов даже ему наверняка показалось бы мало. Пришлось бы платить больше, а деньги на дороге не валяются… Да, жаль старика.
«Себя пожалей, — мысленно сказал себе Павел Григорьевич. — Найдут тебя в пустой шестикомнатной квартире с дырой в башке, вот и все, чего ты добился в жизни…»
Клещ ткнул пальцем в кнопку вызова, та осветилась изнутри, и где-то наверху, под самой крышей, недовольно завыл и залязгал разбуженный лифт. Качок, сунув под мышку обрез, с любопытством оглядывался по сторонам, а Сивый спокойно, чуть ли не доброжелательно наблюдал за Павлом Григорьевичем. На его широкой загорелой физиономии лежала печать хищной, так нравящейся женщинам определенного сорта красоты. Он напоминал Павлу Григорьевичу какого-то голливудского актера, имя которого Скороход забыл, если вообще когда-либо знал. «Макаров» с глушителем был направлен пленнику в живот, и тот с некоторым удивлением обнаружил, что уже начал привыкать к подобному положению вещей: ну, пистолет, ну, смотрит прямо в кишки, ну и что? Ведь не стреляет пока что, и, если повести себя умно, даст бог, не выстрелит…
Вообще, если подумать, грабители вели себя странно, чуть ли не интеллигентно. Никто не хватал Павла Григорьевича руками, не сгибал его в бараний рог, не тыкал стволом в затылок и никуда не тащил волоком, поливая потоками яростной матерщины и награждая увесистыми пинками по чем придется. Даже кровожадный Клещ, казалось, успокоился и теперь стоял, с терпеливым и сонным видом таращась на сомкнутые створки лифта в ожидании кабины, как самый обыкновенный законопослушный москвич, вернувшийся домой с работы.
Скороход усилием воли подавил вспыхнувшую надежду. Черта с два! Они ведут себя тихо и почти пристойно (если, конечно, не принимать в расчет того, что в данный момент совершается вооруженное нападение) просто потому, что никакая иная тактика не подходит. Для них сейчас главное — не поднимать шума, чтобы спокойно проникнуть в квартиру и без помех вынести оттуда все ценное. Ради достижения такой цели можно, черт возьми, и потерпеть, отказывая себе в удовольствии намять пленнику бока! Они будто заранее знали, что для приведения Павла Григорьевича в состояние кроткого послушания хватит простой демонстрации огнестрельного оружия…
— Ты не бойся, фраер, — под вой и лязганье спускающейся сверху кабины миролюбиво сказал ему Сивый. — Если будешь умником, мордовать зазря не станем.