О западной литературе (Топоров) - страница 189

Поэтесса Мюллер написала роман «Качели дыхания» о другом поэте – Оскаре Пастиоре. Собственно, начинали они писать вместе, но внезапная смерть Пастиора в 2006 году (бедняге не исполнилось еще и восьмидесяти) помешала полноценному соавторству, пусть и поспешествовала вольно или невольно Нобелевской премии. Пастиор тоже был румынским немцем-диссидентом и тоже в конце концов оказался в Германии – на беженских хлебах и при правозащитных делах. Но сначала – в молодости – он несколько лет провел в СССР, куда (как и родная мать Герты Мюллер) был насильственно депортирован в 1945 году, еще до окончания войны.

Сейчас эта депортация слывет одним из самых зловещих сталинских преступлений (как и высылка немцев в Казахстан из Республики Поволжья в 1941 году). Хотя в свое время считалось, что советские немцы были высылкой из ареала обитания не столько наказаны (в отличие от нескольких народов Кавказа, а также от крымских татар), сколько спасены от неизбежного в ином случае народного гнева. Уже в ранние 1950-е, на пике борьбы с «безродными космополитами», по той же модели предполагалось «спасти» и советских евреев. Так или иначе, румынских немцев депортация «во глубину сибирских руд» в 1945 году определенно спасла – «благодарные» за гитлеризм румыны, безусловно, вырезали бы их всех до последнего.

Повествователя в «Воздушных качелях» (то есть как раз Оскара Пастиора) мы застаем семнадцатилетним симпатягой, путающимся, надо полагать, для поэтического вдохновения со взрослыми дядьками – Ласточкой, Сосной, Ухом, Витком, Дроздом, Шапкой, Зайцем, Кошкой, Чайкой и Жемчужиной – летом в городском саду, а зимой в общественных банях. При гитлеровцах это было двойное преступление: гомосексуализм плюс осквернение расы (путается повествователь в основном с румынами), а при Советах – всего-навсего одинарное и не больно-то строго наказуемое мужеложство.

Однако пытливый отрок рано радуется. Беда подкрадывается с другой стороны (что в его случае звучит, сами понимаете)… Любителя погулять и помыться насильственно отправляют в Россию – и вовсе не в Москву к коллегам по поэтическому журналу «Газенваген» (позднее и только в конспиративных целях переименованному в «Воздух»), – хотя, правда, и не в «ГУЛАГ», а в нечто ровно посередке. В некое учреждение, где и мужчинам и женщинам (живущим, кстати, вместе на вольном поселении и практически без охраны) приходится заниматься тяжелым физическим трудом в крайне неблагоприятных климатических, да и бытовых условиях.

Байки про ужасы «ГУЛАГа» (и про бедных румынских немцев в «ГУЛАГе») и составляют основное – единственное – содержание отмеченного Нобелевской премией романа. Нас, читавших Шаламова (не говоря уж о более «вегетарианских» авторах, начиная с Солженицына), так же трудно напугать этими невзгодами и несчастьями, как ежа – голой ж… (сравнение опять-таки вполне во вкусе повествователя и его поэтически продуктивного прототипа):