Чисты были руки, но страх
сковал их, и руки робели,
тогда как твои огрубели
от шрамов, нажитых в боях.
(Перевод В. Вебера)
Видения (из одноименного стихотворения) становятся некой анатомией страха, который человеку необходимо преодолеть, чтобы обрести подлинное я; «время ожидания», о котором писали Лакур и Нильсен, превращается в «край ожиданий», а этим краем оказываются небеса:
Жмемся слепыми кротами к земле
под пламенеющим небом,
глухи, как эти прибрежные камни,
выброшенные волной,
чада Адамовы, молча лежим,
губы немые сжимая,
в край ожиданий подчас устремляем
наш обезумевший вой.
(Перевод А. Ревича)
И все же военная тема не стала в творчестве Расмуссена главной. Скорее можно сказать, что вынесенная из военных испытаний тема человеческого достоинства, попранного и попираемого, зазвучала лейтмотивом в его поэзии, объединяя далеко отошедшие друг от друга в формальном и содержательном плане стихи. Мотивы «преодоленной тоски» и «веры в людей», восходящие все к той же теме, слышатся и в стихах Расмуссена о современности, и в его значительном по объему цикле стихов на античные сюжеты (отчасти написанном античными размерами): «Фрагмент III», «Сапфо», «Дионис у моря». Звучит в них, разумеется, и тема искусства – искусства, стремящегося вернуться, вырваться из «ослепления красоты» (вспомним «слепых кротов» из «Видения») «домой, к серым будням».
Но это возвращение из книжного мира, полного классических реминисценций и литературных аллюзий, было вовсе не простым делом. Умение изображать и отображать действительность неопосредованно так и не пришло к поэту. Счастливым выходом из намечавшегося тупика стали «Шутки» – сборники иронических, гротескных и парадоксальных стихотворений, широко захватывающих пласты реального мира и подающих его в обрамлении юмора и сарказма. «Шутки» (первый сборник вышел в 1951 году, за ним последовали и другие), равно как и стихи для детей, в настоящей книге не представленные, принесли поэту широкую популярность.
«Шутки» Расмуссена построены на определенном условном допущении, позволяющем увидеть привычное в новом свете (прием остранения). Кого удивили бы, например, сатирические нападки на отставного чиновника с его убого удобными мещанскими представлениями и странноватым кругом пенсионного чтения – фантастическим как по подбору и сочетанию, так и главным образом по извлекаемой из книг морали? Но Расмуссен пишет о начитанной лошади, первой из трудящихся четвероногих Севера удалившейся на заслуженный отдых и воистину лошадиными дозами изрекающей прописные истины. Причем в мозгу у лошади – та же мешанина, что у современного, одуренного обилием информации обывателя: