* * *
Марат до упора завернул оба крана, заставив смолкнуть ровный шум бьющих из никелированной воронки душа тугих горячих струй, и прислушался. Со стороны раздевалки послышался характерный металлический лязг закрывшейся дверцы жестяного шкафчика, удаляющиеся шаги, и наступила тишина, нарушаемая только звонкими шлепками падающих на кафельный пол тяжелых капель конденсата. Под потолком душевой, медленно тая, клубился сырой горячий пар, забранные водонепроницаемыми стеклянными колпаками лампы были окружены лениво шевелящимся туманным ореолом. Марат с сомнением ощупал кончиками пальцев колючий подбородок, но решил, что побреется утром: никаких светских мероприятий на сегодняшний вечер он не планировал, а щетина у него, как у всякого нормального кавказца, росла с такой скоростью, что впору было бриться хоть по четыре раза на дню.
Похлопав ладонями по заросшей густым черным волосом, выпуклой, как наковальня, груди и твердому мускулистому животу, Марат Дугоев снял с крючка махровое полотенце, обернул его вокруг бедер и вышел из душевой. Правой рукой он придерживал полотенце, а левая продолжала рассеянно поглаживать нижнюю челюсть в том месте, где под пальцами ощущалась болезненная припухлость. Этим вечером спарринг-партнер как-то ухитрился пробиться сквозь непроницаемую защиту признанной звезды ринга, и Марату только чудом удалось удержаться на ногах, не лечь носом в пол к ногам зеленого новичка, которого даже после этого удара он воспринимал всего лишь как спортивный снаряд, этакую одушевленную боксерскую грушу.
В раздевалке, превращенной в сумрачный лабиринт параллельными рядами жестяных шкафчиков, было пусто. Электрические часы над входом показывали без четверти десять, последняя тренировка окончилась, и все уже разошлись, только со стороны прохода, ведущего в зал, доносилось размеренное мокрое шарканье швабры в руках уборщика. Где-то в углу гудела и неровно, словно передавая кому-то зашифрованное азбукой Морзе послание, моргала, готовясь перегореть, люминесцентная лампа. Шлепая задниками резиновых сланцев, Дугоев свернул в проход, где располагался его шкафчик, и замедлил шаг, увидев сидящего на гимнастической скамейке невысокого, щупловатого человека в мешковатых синтетических джинсах и светлой матерчатой курточке спортивного покроя. Коротко, по-спортивному остриженные волосы поблескивали в свете лампы, как потускневшее серебро; человек курил, и волнами расходившийся от него горький запах табачного дыма казался особенно резким и неуместным здесь, в святая святых кузницы чемпионов.