Крестовский осторожно, чтобы не повредить, открыл тетрадь и озадаченно хмыкнул: первая страница была густо, убористо исписана какой-то абракадаброй. Чернила порыжели и выцвели, однако текст оставался достаточно разборчивым для того, чтобы понять: это не текст, а какая-то дребедень. Строчки тянулись сплошняком, без пробелов и переносов, а буквы в них никоим образом не желали складываться во что-либо осмысленное. Кроме того, тут были не только буквы, но и цифры, без видимой системы разбросанные по всему, с позволения сказать, тексту, и даже какие-то непонятные значки — не то иероглифы, не то и вовсе бессмысленные закорючки.
Дмитрий быстро перелистал тетрадь. Она была исписана примерно на три четверти — и все той же не поддающейся прочтению белибердой. «Точно, псих какой-то писал, — решил он. — Интересно, были у нас в роду сумасшедшие? Черт, и спросить не у кого…»
Тут ему подумалось, что версия о сумасшествии не выдерживает критики. Даже если это был тихий, милый, забавный и всеми любимый придурок, его каракули вряд ли заслуживали того, чтобы бережно хранить их десятилетиями, нести, передавая от поколения к поколению, сквозь войны и революции, нищету и скитания…
Скорее уж это был какой-то шифр.
И вот тут-то, стоило ему подумать о шифре, Дмитрия осенило: ба! «Д. А. К.»! Дмитрий Аполлонович Крестовский, вот это кто! Дамский угодник, задира и дуэлянт, авантюрист, запятнавший родовую честь, — словом, кто угодно, но только не тихий сумасшедший, лопочущий что-то на птичьем языке и заполняющий тетради бессмысленными каракулями! Так вот это чья тетрадочка! Вот кто исписал бог знает сколько страниц самолично изобретенным шифром!
Беспутный предок вряд ли стал бы шифровать сентиментальные воспоминания о том, как мадемуазель Мими подарила ему кружевной платочек (хорошо, если не засморканный). Этот парень был тот еще ходок, и платочков этих у него, надо полагать, насчитывалось четыре сундука и два комода. Репутация у него была — врагу не пожелаешь, так что воспоминания о каких-нибудь своих неблаговидных проделках он тоже вряд ли стал бы шифровать — чего шифровать-то, когда похождения твои известны каждой собаке, да еще и с такими присочиненными подробностями, о каких ты и сам не подозреваешь?
Тетрадочка запросто могла содержать в себе что-то важное или, как минимум, очень любопытное.
Дмитрий вернулся к первой странице и присмотрелся к шифру внимательнее. Его губы тронула снисходительная улыбка: да, это шифр! Тайна, понимаете ли, за семью печатями… То ли предок сам был не шибко умен, то ли придерживался крайне нелестного мнения об умственных способностях окружающих. Тайнопись-то детская!