Пташка (Уортон) - страница 164

В гнездовых клетках дела идут с бешеной скоростью. Птенцы уже покидают гнезда. Скоро некоторых из них можно будет перевести в правую или левую клетку. Не знаю, в которую именно их посадить – в ту, где теперь в моем сне живу я, или в другую. Пока я размышляю, какое принять решение, в мои сны входит Перта.

При этом я вовсе не хочу сказать, что она снится мне точно так же, как все остальные. В моем сне мне снится, что я вижу о ней уже совсем другой сон. В первом моем сне я засыпаю на жердочке, поджав лапку, как обычно делают канарейки, – и тогда мне снится Перта.

Моя Перта меньше, чем большинство других канареек. У нее зеленоватая головка и желтая с зеленоватым отливом грудка, тогда как спинка более насыщенного зеленого оттенка. Крылышки у нее пестренькие, потому что на них разные ряды перьев имеют различный окрас. Так же неоднородно окрашены бывают голуби, только у Перты преобладают оттенки зеленого. На внешней стороне крыльев у нее белые полоски, потому что два последних маховых пера на каждом крыле у нее белые. Перта вся какая-то кругленькая и летает маленькими рывочками, словно бабочка, только порхание у нее получается быстрее и грациознее. Над глазками у нее находятся две маленькие отметины, похожие на бровки. Клюв и лапки у нее не такие ярко окрашенные, как у Альфонсо, но и не такие бледно-розовые, как у Пташки.

Итак, я сплю на верхнем насесте вольера и посреди первого моего сна вижу другой сон. В нем я чувствую себя одиноким и усталым; до ужаса хочется спать – немудрено, что я заснул даже во сне, то есть как бы во второй раз. Проходит несколько ночей, прежде чем я начинаю догадываться, что о Перте я грежу в снах как бы второго порядка.

В этом втором сне я сижу один в большой клетке, смотрю вниз и вдруг замечаю кого-то у блюдечка с кормом. Я сразу же узнаю в ней самочку. Она то ли не знает, что я сижу на верхнем насесте, то ли просто не обращает на меня никакого внимания. Глядя на нее, я замираю и втайне радуюсь красоте ее движений. Причем я почему-то вижу ее вблизи, как будто в бинокль.

Летает она просто потрясающе; о ее полете можно сказать, что он сильный и мощный, хотя в воздухе она кажется легкой как пушинка. Я чувствую, она любит летать и делает это потому, что ей нравится. Я наблюдаю, как она пробует приземлиться то так, то эдак и одновременно учится закладывать лихие виражи. При этом она сочетает движения хвостика с изменением наклона крыльев и положения корпуса, словно исполняет воздушный танец. В этом моем сне я влюбляюсь в нее, как до того влюбился в Пташку, но теперь это словно взаправду.