«Что за оказия? — думаю. — Какая же в зеленой роще болезнь объявилась? А может, — думаю, — и в самом деле у кого-то расстройство?..»
Смотрю — не то… Подпевают: «Выпьем тут — на том свете не дадут…»
Выходят из машины завы, замы и их плотненькие дамы.
Из машины на зеленую травку выкладывают бутылки. А их, видать, распорядитель пояснения дает: «Эта, говорит, мадера спасает от холеры! А эта, с перцем, лечит сердце!..»
А люди вроде культурные…
У нас один «очень культурный» сельский руководитель уж очень людям голову крутил. Года два крутил. Хороший домик себе в селе воздвиг. Ферму собственную завел. А уж ее, ту клятую, тянул — не спрашивайте. Глотал как воду. Из похмелья не выходил. Его не раз предупреждали, а он только губами шлепает, смеется:
— Что вы! Что вы меня учите! Молодые вы да зеленые… В воскресенье выпьете, я в понедельник бежите опохмеляться. Вот мы! Две недели пьем и не опохмеляемся!
Сняли с работы, отобрали и дачу и ферму. Признали — за магарыч нахватал, награбил.
А когда снимали — плакал и жаловался сторожу Матвею:
— Голубчик мой! Снимают!..
— О боже! Да неужели? — переспрашивает Матвей.
— Вот! Вот уже и бумага пришла. Читай!
— Да где мне читать, — дед-сторож в ответ, — а только скажу: ай-ай!.. Снимают! А кого же нам присылают?
— Такую недотепу, такого дурака шлют!
А дед Матвей, вытирая пот:
— Что? Глупее вас?
— Куда мне!
— Эх! Господи, господи! — перекрестился Матвей. — Ну и не везет же нам! Снова дурня присылают…
А оно и неправда — умного, прекрасного человека нам рекомендовали. Председателем колхоза избрали. Вежливый, деликатный, по-людски себя ведет. Партийный. Хороший, душевный человек!
Если вам не надоело меня, старого, слушать, то заходите еще раз, я вам все сельские истории как на ладони выложу. Будете писать — не забудьте обрисовать, каких у нас достигли урожаев. Какие чудесные люди выросли. Какой красивой стала жизнь! Жить да поживать. Меньше стало и пьяниц, вывелись и лодыри.
— Не знаю, — говорит симпатичный дедусь, — правда ли это или нет, а только говорят, когда Юрий Гагарин летал вокруг Земли, то рассмотрел — кто и как живет. Смотрел и радовался. Меньше стало королей и царей. Во многих странах теперь вольные люди хозяйничают. Легче и мне, старому, — нет царей, нет панов. Есть еще, известно, царьки, но то уже, как моя Ганна говорит, пришей кобыле хвост.
Так заходите, будьте ласковы. Погомоним еще.
Я тепло ответил:
— Непременно зайду. Ей-богу, не обману.