— Допрос сегодня ведут офицеры ФСБ, входящие в объединенную следственную бригаду, генерал Щербаков и майор Бондарович, — пока говорил, он изучал альбиноса внимательным холодным взглядом. — Вы знаете, кто с вами работал вчера?
Глушко поежился под его взглядом:
— Служба безопасности Президента… А вы другое ведомство? Понятно. Значит, все сначала.
Бондарович заметил на это:
— Вам еще придется отвечать помногу раз на одни и те же вопросы, такова работа подследственного.
— Работа?
— А вас удивляет это?
Глушко нервно пожал плечами:
— Пожалуй, в нашей стране ничему не стоит удивляться. Были времена, когда безвинных арестовывали миллионами…
Генерал Щербаков счел необходимым прояснить ситуацию:
— Вам предъявлено обвинение в убийстве Виктора Смоленцева. Хотите что-нибудь заявить по этому поводу?
Бледное лицо Глушко вытянулось:
— Я всю ночь заявлял по этому поводу: я не убивал Виктора, даже не разговаривал с ним, не тащил тело в туалет, не ломал ему шею. Я встал с кресла, когда Смоленцев вошел, потушил сигарету и вышел. Все! — по мере того, как подследственный говорил, голос его становился все громче.
Щербаков строго сдвинул брови:
— Спокойно, Глушко. Криком делу не поможешь. А разобраться в этом деле в первую очередь — в ваших интересах… — он переложил с места на место приготовленные заранее листки. — Будем считать, что на изрядную часть наших вопросов вы уже ответили, так что времени мы сэкономили порядочно. Остальное время давайте потратим на деловую беседу.
Глушко обиженно поджал губы:
— О том, как меня угробить?
Щербакову совсем не нравился его тон:
— Давайте сразу договоримся. Мы будем исходить из того, что нас интересует именно ваша версия, что мы вам полностью верим.
— Презумпция невиновности? — щегольнул альбинос с едкой ухмылкой; он был явно настроен встречать в штыки всякого представителя власти; должно быть, Кожинов накануне пропустил-таки его через мясорубку.
Генерал проявил выдержку:
— Вот и давайте проработаем вашу версию в подробностях. Ведь важно и ваше видение. А мы потом найдем время и проверим версию на прочность.
Глушко вдруг начал ерничать:
— Покуда меня самого проверяют на прочность. Вчера уже были проверяльщики… И потом… вы думаете в этих стенах профилакторий? — он судорожно проглотил слюну. — Повеситься, что ли? Такой вариант всех устроит?
Щербаков взглянул на него хмуро:
— Самоубийство подследственного в таком громком деле — верное разжалование начальнику тюрьмы. Так что стеречь вас от таких действий будут внимательно, будьте уверены. Без разрешения головы не повернете.