– Пока в формалин не замачивайте, после гляну, что в нем, – сопроводил каким-то чужим голосом свои действия Василий Яковлевич.
– Ух ты, какой красавец! – удивленно покачал головой Семен Игоревич. – Флегмона?
– Флегмона. Натуральная. Местный перитонит. Придется поставить дренажную трубку.
– Ну, что делать, – с пониманием отозвался Топорков.
Хирург удалил отсосом выпот, помыл ложе отростка антисептиком и через отдельный небольшой прокол в коже, ниже операционной раны, установил в полость живота специальную силиконовую трубочку, подшив ее узловым швом.
– Все, зашиваемся, – уже с радостью сообщил коллегам Орлов, ощущая, как холодный пот непрекращающимся ручьем течет между лопаток. – На кожу викрил.
– Вы что, хотите зашить косметическим швом? – удивилась операционная сестра.
– Хочу. Дайте атравматику и с режущей иглой, да, желательно, самую тонкую.
– Василий Яковлевич, – замялась сестра, – но вы же сами всегда говорите, что при перитонитах не нужно никакой косметики накладывать. Рана же может нагноиться.
– Может, – согласно кивнул Орлов, аккуратно зашивая брюшину, не отрывая напряженного взгляда от операционной раны, – а я все же рискну. Из всякого правила есть исключения.
– Василий, ты не горячись, – подал голос анестезиолог, внимательно следивший через его правое плечо, за ходом операции. Выпот-то в животе и в самом деле нехороший. Негоже от канонов отступать.
– А гоже свою собственную дочь оперировать в полночь, не спав нормально четвертые сутки подряд? – еле сдерживая себя, процедил сквозь зубы Орлов.
– Ладно, не нервничай, – Топорков почесал переносицу и отошел от операционного стола в сторону, – твоя же дочь. Мы же все как лучше хотим.
– Вот именно, что моя, – уже примирительным тоном ответил Орлов, приступая к наложению внутрикожного косметического шва. – Поэтому и рискну. В случае чего распустить швы недолго. К тому же, я все хорошо помыл и после операции назначу Машеньке антибиотики.
– Все равно, рисковый ты мужик, Орлов, – покачал головой Семен Игоревич.
– Самый риск был, когда я операцию начал, – вздохнул Василий Яковлевич.
– Дай-то бог! Дай-то бог!
– Все! Конец операции! Всем спасибо! – громко объявил хирург, закончив с шитьем кожи и обрезая оставшуюся нить ножницами.
Сестра помогла закрыть послеоперационную рану наклейкой, и Василий Яковлевич, стянув с уставших рук мокрые от пота перчатки, первый раз оторвал глаза от живота Машеньки, поднял голову. Присмотревшись к циферблату висевших напротив часов, Орлов убедился, что они не стоят, вон секундная стрелка равномерно отмеряет свой ход. Двадцать минут прошло с того момента, как сделал первый разрез. Он оперировал всего двадцать минут, а показалось, что прошла целая вечность.