Калигула (Терни) - страница 83

– Юния Клавдилла? – страшным усилием воли прохрипел Калигула.

– Возникли сложности. Из-за неродившегося ребенка. У нее началось кровотечение. Мы пытались спасти ее. Акушерка… – Раб облизал пересохшие губы. – Ей нужно было выбирать. Мы умоляли ее сделать выбор между младенцем и матерью, но она отказалась. Хотела спасти обоих. И сделала все, чтобы уберечь мать и помочь ребенку появиться на свет, но чудеса ей неподвластны. Они оба умерли и теперь обрели покой.

До меня дошло, что слышит это не только мой брат – муж Юнии, – но и Силан. Ее отец.

Силан стоял за спиной Калигулы с пепельным лицом. Я видела, что у него подогнулись колени, и, чтобы не упасть, ему пришлось обеими руками вцепиться в перила. Он не произнес ни слова, только издал глухой стон.

– Оба? – выдохнул мой брат, впиваясь взглядом в глаза раба, и тот молча и горестно кивнул.

– Все ли я верно расслышал? – раздался еще один голос, и я глянула в сторону императорских покоев. Оттуда по террасе шагали Тиберий и Гемелл.

Мой брат выпрямился и посмотрел на императора.

– Насколько я понял, акушерка не сумела спасти моих жену и ребенка, – негромко, без эмоций произнес Калигула.

Мой взгляд переметнулся, привлеченный внезапным движением, – это Геликон, неизменный спутник Тиберия, отошел от стены, где он незаметно стоял до сих пор. Император щелкнул пальцами и потом указал на коленопреклоненного раба. Все произошло стремительно, никто не успел и слова молвить: великан-телохранитель пересек террасу, поднял раба, будто тот был легче граната, и бросил его через перила.

В отличие от гонца, которого швырнули далеко в воздух, заставив пролететь какое-то время, прежде чем встретиться со скалами, этого бедолагу просто сбросили вниз, и он умудрился зацепиться за основание балюстрады. Тяжело дыша, раб пытался подтянуться и забраться на террасу. Но не тут-то было. Император сделал шаг к перилам и стал колотить по пальцам раба своей тростью для ходьбы с такой силой, что захрустели раздробленные суставы. Несчастный закричал сначала от боли, а потом от понимания, что ему придется отпустить перила. Всего несколько футов падения, и в его тело вонзились острые камни. Дальше он покатился по обрыву, и эхо по всей вилле разнесло удаляющиеся крики его агонии. Смерть этого раба оказалась гораздо страшнее смертей других его собратьев по несчастью, так же сброшенных с террасы. Садовники рассказывали потом, что он как на копье наткнулся на особенно острый уступ и провисел на нем полдня в страшных мучениях, пока наконец сильный порыв ветра со стороны Суррента не скинул его в море.