Тиберий остановился перед несчастным гонцом:
– Что за вонь! Да он обмочился. Вот болван!
Гемелла позабавила грубость императора.
– Надо поскорее сбросить его в море, пока вся вилла не провоняла.
– Нет, – процедил Тиберий. – Сначала пусть отрежут ему пенис, раз он так оскорбил нас.
Даже тогда я не отвела взгляд. С некоторым трудом и после короткой борьбы трое из германцев крепче ухватили лягающегося и вопящего гонца, а четвертый тем временем вытащил из ножен блестящий клинок. Без каких-либо церемоний охранник поднял тунику гонца и приставил лезвие к основанию его пениса. Одно короткое ловкое движение кисти – и вызвавший неудовольствие императора член отсечен. Мужчина испустил истошный крик на октаву выше прежнего. Кровь фонтаном била из его паха прямо на телохранителей. Мое отвращение и ужас от происходящего достигли предела и стремительно пошли на спад – нервы не выдерживали перенапряжения, мозг отказывался реагировать.
Император молча кивнул, и по этой команде германцы сделали шаг вперед и швырнули гонца в пустоту. Его затихающий крик еще некоторое время доносился до террасы. Где-то посреди тысячефутового падения слабый звук несколько раз прервался, а затем окончательно стих – должно быть, скалы растерзали тело задолго до того, как его поглотило море.
Тиберий равнодушно распорядился, чтобы охранники убрали террасу, выкинули отсеченный член и смыли с одежды кровь. Я сглотнула подступившую тошноту. Но времени опомниться и прийти в себя после увиденного не было – события сменялись слишком стремительно. Из другой двери на террасу выбежал раб и направился к моему брату и Силану. Остановившись перед ними, он упал на колени и опустил голову, однако я успела заметить его подавленный вид.
Калигула не сразу осознал, что его внимания дожидаются, но наконец обратился к рабу:
– Встань. В чем дело?
Раб не двинулся с места, только поднял к Калигуле лицо. В его глазах блестели слезы. Сначала я приняла их за слезы паники, которая на вилле императора отнюдь не была чем-то из ряда вон выходящим. Но нет – раб плакал от огорчения, а когда я узнала в нем одного из помощников акушерки, сердце в моей груди затрепетало.
Только не это…
Калигула пришел к тому же заключению. С каменным лицом он присел перед помощником акушерки на корточки:
– Говори!
– Хозяйка сделала все, что могла, господин, – едва слышно произнес раб.
– Ребенок? – Мой брат не сводил с него тяжелого взгляда.
Наступила жуткая пауза, и потом раб решился:
– Он так и не смог родиться.
Ужас сдавил мою грудь ледяными когтями. Раз не младенец…