Но это всё ерунда. Главное, хлеб настоящий.
Большая каталка с железными полками заполнена ржаными буханками. Коричневые бока словно бы распирает изнутри – от свежего, спелого, сытного. Корочка хрусткая даже на глаз. Жу смотрит – и не может оторваться. Будто не было завтрака. Будто никогда не было такого хлеба.
Сглатывает слюну.
– С солью хорошо, – говорит брат.
– Ага. А ещё с маслом. С растительным.
Откуда-то из далёкой, почти стёртой памяти выплывает – детство, дачное, летнее, солнцем пронизанное, томное. Поселковый магазин и запах вот этот, пекарня там была своя. Отрезать корочку, полить расстилкой. Нерафинированной, ароматной. Посыпать солью. И в рот.
Мм… Жу закрывает глаза. Но и там, за закрытыми, видит всё это снова – корку, соль, масло. И маму. Всё это – в руках у мамы.
Солнце вышибает из глаз слезу.
– Заказывай, – чужой голос врывается во внутренний свет.
Жу открывает глаза.
Тётка глядит из-за витрины. Большая и сильная. Как все местные тётки.
– Заказывай, – повторяет, глядя на Жу сверху вниз со странной смесью профессионального презрения и искреннего любопытства. Жу передёргивает под этим взглядом, руки сами тянутся к голове – повернуть шапку. Но шапки нет. Жарко, какая шапка.
– Хлеба, пожалуйста. – Протягивает деньги. Тётка оборачивается, ловко подцепляет в пакет буханку, с разворота роняет на стол. Хлеб скользит, как живой, прямо в руки Жу.
– Двадцать два шестьдесят. Что ещё?
– Батарейки.
Брови у тётки взлетают, но она не спрашивает ничего. Наклоняется, лезет куда-то в подвитринье. Наконец выныривает с уловом – две батарейки хлопают о стекло.
– Всё, – отвечает Жу на немой вопрос в глазах продавщицы. Та щёлкает счётами. Жу пялится – они как из другой жизни, из старого советского кино, а тётка как ни в чём не бывало: щёлк-щёлк:
– Восемьдесят три сорок.
И ссыпает на пластиковую тарелку звонкую сдачу.
Брат больно впечатывает локоть под ребро. Жу ойкает и говорит:
– А мне ещё надо симку. У вас продаются?
– Нет.
– А… А где, не подскажете?
– Нет, – отрезает тётка и смотрит уже на следующего покупателя за плечом Жу.
Жу оборачивается – сзади, оказывается, очередь, целых два человека. Ближняя женщина смутно знакомая – старушка, круглое личико, как печёный помидор, хитрые глазки. Кивает Жу, но Жу никак не сообразит, откуда может её знать. На всякий случай тоже кивает коротко и не смотрит в глаза.
А вот следующая за ней – вчерашняя училка. Она тоже узнаёт Жу и улыбается.
– Это в городе только, – говорит, – сюда не возят.
– В городе… А здесь где-то… нигде?
Жу поверить не может, как-то это не вяжется. Все со своими мобильниками, и у всех симки из города? Как же так.