— А это что еще такое? — нарушил он басом установившуюся тишину. — Это еще что за босоногий?
Вместе с начальником в Сережкины ноги впились несколько сот глаз.
— А ну-ка! Вон отсюда! — донеслось до Сережки, и он, взглянув еще раз на трибуну, откуда слышался голос, побежал в сторону своей палаты, а на другой день уехал в Москву.
Незаметно, сам собой замкнулся над Сережкой какой-то проклятый круг. Что бы в классе ни случилось, указывали на него. Конечно, кнопки на стуле Анны Васильевны, живой мышонок, пущенный между рядами парт — тут деваться некуда, но когда из Аральского моря чернилами провели канал в Каспийское на большой карте, висевшей у них в классе, — здесь Сережкиного и духу не было. А виноватым оказался он, и матери пришлось ехать на Кузнецкий за новой картой.
Обиды копились, а вместе с ними и росло в Сережке что-то такое, что делало его безразличным ко всему происходящему вокруг. Однако каждая новая несправедливость взрослых нарушала спокойное равновесие.
Физкультурник Борис Аркадьевич тоже обидел…
Этот немолодой, уже с проседью человек требовал, чтобы к его уроку всегда готовились еще на перемене. Подготовка заключалась в том, чтобы снять верхнюю одежду и остаться в трусах и майке. Поэтому, как только звенел звонок и Борис Аркадьевич входил в физкультурный зал — два соединенных между собой класса, урок сразу же начинался.
Раздевались же ребята в подвале, где была небольшая комната с вбитыми в стены вешалками. И вот, когда однажды на перемене комната уже начала пустеть, Венька, у которого отец был почему-то не на фронте, а жил вместе с ними, громогласно объявил:
— А мне батя сегодня деньги дал… А вот что купить, не знаю.
— А сколько денег? — поинтересовался кто-то.
Венька ответил.
«Надо же, какие суммы отцы отваливают! — удивился Сережка. — А мне отец дал бы столько, если бы был со мной?» — И он с завистью посмотрел на Веньку, который все не унимался со своим вопросом:
— Ну, что купить? Что?
— А за что он тебе столько? — раздался из угла голос.
— За учебу, — не поднимая головы, ответил мальчишка. — Я с батей договорился: не будет в четверти троек — пожалуйте сумму, пятерок больше — пожалуйте больше…
Начался урок. У Сережки никак не выходили из головы Венькины деньги. «Столько денег!» А после урока Венька поднял крик:
— Деньги! У меня пропали деньги! Я положил их в этот карман… А теперь их нет! Нет!
Вошел Борис Аркадьевич, узнав, в чем дело, объявил, что из раздевалки никто не выйдет, пока пропажа не обнаружится, припугнул даже милицией. Все молчали. Один только Венька продолжал приговаривать: «Ведь столько денег… И все пропали. Пропали…» Заметив на себе взгляд физкультурника, Сережка отвернулся. Но тот продолжал на него смотреть.