Тополиный пух: Послевоенная повесть (Николаев) - страница 9

Думается, что люди иногда смотрят на мир как на железнодорожное расписание, в котором все должно быть точно и вовремя. Но жизнь — не железная дорога с прямыми рельсами. К тому ж и поезда бывают разные — скорые и простые, товарные и пассажирские, и к месту своего назначения они тоже приходят в разное время…

Безотцовщина объединялась. Но это не было сознательным объединением, а скорее просто тягой друг к другу. И складывался их собственный мир, в котором возникали свои законы и в котором шла своя борьба. И всегда при этой борьбе присутствовали старшие. Со старших брали пример, им подражали. А старшие были разными, и судьбы у них тоже были неодинаковыми…

Сережка подошел к картежникам.

— Будешь? — обратился к нему Женька, кивая на руку, в которой держал колоду.

— Давай, — кивнул Сережка.

Сильно, но не ломая, он сжал в ладони карту:

— На все.

Кругом задвигались, оживились.

— Так сразу?

— Во дает!

— Очко! — негромко произнес Сережка, разжимая ладонь и показывая десятку с тузом.

— Везунчик! — заметил Женька.

Но Сережка даже не удостоил его взглядом, спокойно взял деньги.

Народу у лавочки прибавилось.

— Опять карты! — раздался грозный окрик. — И опять все те же! Ну, погодите у меня… Сегодня же фамилии будут известны милиции!

Это кричал домоуправ. В карты во дворе играть не разрешалось. С этим боролись, и прежде всего домоуправ Петр Александрович.

Увидев у лавочки подозрительную толпу, он постарался незаметно подойти к ней и, прежде чем кто-то успел крикнуть: «Атас!» — накинулся на ребят.

Играющих сдуло, как ветром. Однако это не помешало Петру Александровичу продолжать свою громкую тираду, которую он теперь уже больше обращал к тем, кто был в саду, стоял на балконах и вообще его слышал.

— Я наведу в своем доме порядок! — кричал он. — А то совсем распустились! И родители тоже не смотрят. Вот оштрафуем с милицией, тогда будете знать!

Окончания грозных обещаний Петра Александровича Сережка уже не слышал. Оказавшись за третьим корпусом, где малышня запускала змея, он захотел было отнять его у них и сам попробовать поднять плотный квадратик в небо, но увидел Японца…

Целые легенды рассказывали во дворе о Японце. Говорили, что он мог без труда забраться по водосточной трубе на любой этаж, открыть ногтем замок, вытащить без шума стекло из окна.

Скрытая тайна всегда лежала на его сероватом лице, а мягкая, бесшумная походка придавала ему еще больше загадочности. Иногда Японец на несколько дней пропадал, а потом снова появлялся.

В парне не чувствовалось силы: низенький, кривоногий — в детстве, наверно, рахитом болел, — он был похож на худого общипанного котенка. Его маленькая приплюснутая голова вращалась неторопливо, но беспокойно. Глаза были быстрые, ни на чем не останавливающиеся. Сережка учил когда-то Японца складывать столбиком. Он тогда еще очень удивился, когда этот неизвестно откуда появившийся в их дворе парень подошел к нему: