– Нет, – сказал ребе. – Некогда. Вдруг мы приедем за час до того, как все выучат свою роль?
– Время есть, – ответил Мендл. – Поезд сейчас едва ползет. В передних вагонах сходят и идут вдоль состава, чтобы залезть в задние. У нас есть все завтрашнее утро, до полудня. Валторнистка сказала, мы едем на вечернее представление.
– Похоже, тебя пытаются одурачить, – сказал Файтл. – Похоже, они дознались.
– А они дознались? – спросила Захава.
– Что, если они дознались? – малыш Шрага, испуганный, выглянул из купе.
– Никто не дознался, – сказал Мендл. – Если бы они дознались, все было бы кончено – не сомневайтесь. А что до тренировки, есть большая мудрость в том, чтобы разбить ее по частям. Это позволит вам, ребе, отдохнуть, а Рейзл – пошить.
Мендл улыбнулся Рейзл – та пришивала бутылочную пробку на грудь Файтла. Файтл пожевал конец нитки, чтобы отогнать ангела смерти, потому что только мертвые дают зашивать одеяния на себе.
– Это называется хореография, ребе. Именно так такие вещи и делаются.
Договорившись, они стали работать над хореографией в коридоре, тянувшемся вдоль вагона. А те, кто смотрел, сидели в купе, открыв двери и пытаясь перенять приемы, глядя на мелькающую в проеме фигуру. Это было все равно что учиться танцевать по книжке с картинками, страница за страницей.
Пока одни работали над колесом и сальто, кувыркаясь по очереди то так, то эдак, Шрага, рисковый – к тому же из-за худобы ему легче было двигаться в тесном помещении – явно подавал большие надежды. Настолько, что ребе сказал:
– В другом мире, сынок, кто знает, что могло бы из тебя выйти.
Махмирцы работали до полного изнеможения. В ту ночь они ворочались во сне, а машинист впереди свистел в свисток, приветствуя поезда, что везли обреченных в другую сторону.
Шрага проснулся первым, за час до рассвета. Он разбудил остальных, тихонько тронув каждого за плечо. Открыв глаза, каждый какое-то время недоуменно и настороженно оглядывался.
Они сразу же приступили к тренировкам и делали все, что можно было сделать в темноте. Когда начало светать, ребе вмешался.
– Вставай, – сказал ребе вдове Рейзл. Она, растянувшись на полу, отдирала куски обивки из-под сидений, там, где мебельщики закрепляли углы. Из них она собиралась сделать аппликацию в виде месяца на груди Захавы.
– Пошли со мной, – сказал ребе.
Мендл – он поигрывал ложечкой, которую вдова пришила к его рукаву, и давал Шраге советы насчет длины прыжка, присоединился к остальным, столпившимся возле купе ребе.
– Нам нужна вера во всех смыслах, чтобы пережить это испытание. – Говоря это, ребе смотрел за окно.