Они разбились на две группы – мужчины и женщины отдельно – и принялись читать утренние молитвы. Не то чтобы они не сознавали, какой опасности себя подвергают, просто это был тот случай, когда опасность не принимается в расчет. Они взывали к небесам во весь голос. Когда же они закончили молиться, наступила пауза, минутное молчание. Словно они ждали ответа от Бога.
Поезд остановился.
В это самое время Файтл как раз выполнял кувырок. Не ожидая, что поезд затормозит, он врезался в стену.
– Я спину сломал, – сказал он.
Остальные не обратили на это внимания: судя по его тону, он притворялся. А снаружи тянулись рельсы, ряды за рядами, и платформа за платформой, и виднелись окна какого-то высоченного здания – явно выше Вавилонской башни, какой бы она ни была.
К тому времени как Файтл поднялся на ноги, артисты уже начали выходить на платформу, прихватив чемоданы и саквояжи, портпледы и гримерные сундучки со скругленными углами и серебристыми защелками.
Вагонная дверь резко распахнулась, и показались голова и плечи. Тонкие усики над бледными губами, на манер сточной канавы, вбирали в себя обильно стекавший по лицу пот. В первую же минуту лицо заметно побагровело, и вниз покатились новые капли пота.
– Кто вы такие? – спросил мужчина. – Что может показывать этот сброд?
Мендл выступил вперед:
– Мы акробаты.
– Вы что, из помойки вылезли?
Файтл почувствовал, насколько нелеп его наряд, и поспешил прикрыть ладонью пятиконечную звезду на груди, нашитую из пробок из-под шампанского.
– Ладно, неважно, – сказал человек. – Сколько вам нужно на репетицию?
– На какую репетицию? – Мендл не понял, о чем речь.
– Некогда мне с вами валандаться. Мы и так на три часа задержались. С меня голову снимут, не с вас. – В тамбур просунулась рука. Мужчина глянул на часы на запястье и отер потный лоб.
Рука явно не соответствовала всему остальному, как будто незнакомец состоял из разных деталей. Лицо еще больше покраснело, мужчина надул щеки.
– Репетиция, – сказал он. – Трамплины, гимнастические кони, трапеции. Что нужно установить?
– Ничего, – сказал Мендл.
– Прямо как есть и выступаете? Прекрасно. Тогда ладно. – Он вроде чуть – самую малость – успокоился. – Тогда будете первыми. А теперь вылезайте и помогите другим дотащить реквизит до театра.
Махмирцы быстро высыпали на платформу, и у Мендла челюсть отвисла, когда он глянул вверх на уходящее в небо здание. Он присвистнул и еще какое-то время его разглядывал. Оно было красивое и в то же время устрашающее. Здесь все выглядело устрашающе, потому что на здешние чудеса лег серый налет войны. Пытаться забыть об этом, устраивать представления и наряжаться для бала – даже враг покоробится от такого фарса. Серая тоска овладела всеми. Артисты с озабоченными бледными лицами спешили в театр. Притворщики, все до единого. На сцене, Мендл это знал, они будут расточать улыбки, искриться весельем.