.
Дженсен просунул руки под мои колени, встал и с легкостью поднял меня. Казалось, деревянные ступени скатывались вниз под его уверенными шагами, а дверь в спальню распахнулась от слабого удара плечом.
А потом он навис надо мной, лежащей на кровати, и внимательно всматривался своими зелеными глазами в мое лицо.
– Ты мне тоже нравишься.
Мне хотелось выжечь в памяти остаток того дня: как он неторопливо раздевал меня, поскольку знал, что на мне под одеждой; как встал и, сняв с себя свитер, бросил его на мягкое кресло в углу, а потом пополз ко мне по кровати, не отводя пристального взгляда.
Вот, значит, как это, заниматься любовью?
Уставившись на Дженсена, руки которого скользили вниз по моей обнаженной груди, я вдруг почувствовала себя очень и очень наивной. Я-то думала, что занималась любовью, по крайней мере с Марком, если не с каким-нибудь другим парнем, в которого была влюблена. Я говорила Марку, что люблю его, и была уверена в своих чувствах. Но секс с ним с самого начала был небрежный и пьяный – типа по-быстрому нагнуться над кроватью. Я принимала ту нетерпеливую страсть за любовь.
Но глядя на Дженсена, как он спускался все ниже, глаза открыты, руки голодные и честные, я понимала, что ко мне еще ни разу не прикасался мужчина. Скорее мальчики. Но мужчина, который не торопится и щедро тратит время на изучение моего тела, никогда. И разница заключалась не в том, как именно он ко мне прикасался, а в том, что я в этот момент чувствовала: словно он может делать что угодно, и я позволю ему все без единого вопроса; словно когда мы с ним наедине, мне не нужно скрывать свое тело.
На улице едва стемнело, но несмотря на то, что ужин явно начался, снизу доносились голоса, смех и звон бокалов, наверху мы с Дженсеном нашли время, чтобы касаться, пробовать и играть. Он кончил мне в рот с беспомощным стоном, я – ему на язык, вскрикнув и закрыв рот ладонью. И потом мы целовались, целовались и целовались, наверное, еще целый час, я хотела быть сверху, хотела видеть его возбужденное тело, обезумевшее от жадности. Я связала его руки своей блузкой и привязала их к спинке кровати, я упивалась тем, с каким восхищением он смотрел на меня, как были напряжены его мышцы и как он изо всех сил сдерживался, наблюдая, как я трахаю его.
Дженсен по-прежнему не был болтуном в постели. Звуки будто с трудом вырывались из него – тихие ворчания и стоны, удивленное «Чеееерт», вырвавшееся, когда он почувствовал, что я кончила. Мне хотелось разлить по бутылкам его стоны, чтобы потом выпить их капля за каплей. Хотелось сберечь его запах, чтобы после укутаться в него.