Были опять фейерверки, маскарады и балы. А за ними, без скважины, черное сукно и черный креп, и черные сургучные печати: молодая герцогиня Анна Петровна скончалась.
Память человеческая слишком мудра. Она в своих невидимых погребах не любит подолгу хранить большое горе. А люди хотят быть во что бы то ни стало несчастными. Они легко отпускают счастье и вцепляются в отчаянье, боясь с ним расстаться. Душевные раны заживали бы необычайно быстро, если бы мы усердно не расковыривали их.
Голштиния оделась в черные кафтаны, платья, плащи и шляпы — в эти одежды человеческой глупости. За телом дочери Петра русские суда приплыли в октябре.
Анна Петровна умерла, кажется, от чахотки. Императрица Анна Иоанновна обычно следующим образом справлялась о здоровье внука Петра: «А что, голштинский чертушка еще не издох?» А чертушка рвал желчью; с головными болями, разламывающими маленький череп, изучал историю Швеции; извивался в кадрильях; стоял часами в ружье — и не издыхал.
«Когда я стану королем Швеции, — утешал себя чертушка, — я прикажу привязать господина Брюммера к лошадиному хвосту».
* * *
Голштинский герцог давал балы в залах, освещенных огарками. Устраивал пиры на рваных скатертях.
В одно из таких пьянств, когда Карлу-Петру-Ульриху исполнилось девять лет, отец заплетающимся языком произвел его из унтер-офицеров в секунд-лейтенанты.
Собутыльники герцога восторженно заорали и подняли над головами стаканы с плохим вином.
Карл-Петр-Ульрих, до того стоявший при дверях, в карауле, передал ружье солдату и сел за один стол с пьяными голштинскими офицерами.
В его детстве этот день был самым счастливым.
А утром, на уроке, когда секунд-лейтенант по неспособности коверкал шведские слова, Брюммер, играя хлыстом, сказал:
— Я вас так велю сечь, что собаки кровь лизать будут.
В 1739 году Карл-Петр-Ульрих похоронил отца. Герцог умер легко, за писанием скверных мемуаров.
Неумные люди слишком просто расстаются с жизнью. Им кажется, что они не так уж много теряют. А можно ли потерять больше? Следует сказать, что неумные люди всегда на что-то надеются, они даже в яме надеются найти небо.
Правителем Голштинии и опекуном одиннадцатилетнего Карла-Петра-Ульриха стал епископ Любекский, принц Адольф-Фридрих, дядя маленькой Фике.
Резиденция правителя была в Эйтине. Небольшие озера, цвета некрашеного железа, лежали среди небольших гор, цвета железа, покрытого ржавчиной. Место было красивое. По крайней мере, таким оно нравилось немцам. Они называли Эйтин — Швейцарией.
Люди с поэтической душой имеют обыкновение называть Швейцарией всякий дачный поселок, в окрестностях которого находятся два-три пригорка и лужа для жирных домашних уток.