С низкого грязного неба падало что-то мокрое.
Свистел ветер.
— На сегодня, сударь, довольно! — отнесся Петр к тайному секретарю Волкову. — Я и то, рассуждая о пользах коммерции, слишком долго находился промышленником и купцом. Я не смею, сударь, более воровать время у солдата.
Император принужден был сидеть, вытянув ноги, а ходить не сгибая колена, потому что чересчур крепко стягивал щиблеты.
Волков взглянул через запотевшее стекло на измайловцев, вытягивающихся в длинную линию:
— У лейб-гвардии, ваше величество, сердитые, по погоде, носы.
Петр взвизгнул:
— Если я не сделаю из них отличных солдат, клянусь небом, я обращу их в последнюю скотину.
И добавил:
— При покойной моей тетушке, они всего и годны были, что для караула возле печки. За двадцать лет, черт побери, мне не довелось видеть, чтобы какой-нибудь из полков гвардии экзерцировал при маленьком дождике.
Ветер свистел за окнами нового Зимнего дворца. О строителе его, графе Растрелли, современники так говорили: «Если у него и не было тонкого изящного вкуса, какой был бы желателен, зато он строил чрезвычайно прочно».
Отпустив Волкова, император на несгибающихся ногах подскочил к зеркалу, чтобы в последний раз окинуть придирчивым глазом мундирование свое: короткий зеленый фридрихового покроя кафтан, обшитый по воротнику и обшлагам брандебурами, желтые штаны, камзол такого же цвета, сапоги с заостренными носками, поясной шарф и ленту прусского ордена «За услугу».
— Гут!
Маленькая живая физиономия, глядясь в зеркало, принимала разные выражения: надменное сменялось милостивым, любезное — свирепым, размышляющее — воинственным.
— Черт побери, мне жаль Данию! — воскликнул император.
И не отрываясь от зеркала:
— Трость!
Камер-лакей подал испанскую трость.
— Шляпу!
Была принесена шляпа прусского образца, с пером и малой кокардой из белого конского волоса.
— А тебе, глупая голова, жаль Данию?
— Жаль, ваше величество!
— Осел!
И Петр ударил лакея тростью по лицу.
Из рассеченного уха хлынула кровь.
— В следующий раз не будешь жалеть врагов своего государя.
И, спокойно припудрив волосы, собранные в две большие букли, Петр вышел из комнаты, придерживая левой рукой длинную шпагу.
* * *
Гвардия мрачно месила грязь.
Император орал:
— Маршировать наилучшим порядком, черт побери!
Под свист ветра, низкое небо словно оплевывало этих обозленных людей, сменивших просторные кафтаны прошлого царствования на узенькие пестрые мундиры, а спокойную бездельную жизнь с семействами своими в натопленных казармах на марширования и муштру.
— Всем фрунтом вперед шесть шагов выступить! — махнул тростью император.