– Так точно. – Понурил голову Давыдов.
– Самойлов. В случае побега, вас повесят вместе с голытьбой. Позолоченный меч еще надо заслужить. И спасибо вам, Самойлов. – Коротко бросил мне цесаревич, отворачивая и поспешая к машине.
Позади, словно по команде, приблизились конвоиры с кандалами.
– Рядовой Ломов! – Окрикнул я отдыхающего сидя на траве рядового.
– Я! – Подхватился он, мигом приблизившись. – Господин полковник! – Отдал он честь Давыдову.
– Благодарю за службу, рядовой Ломов!
– Виват!
– Ставлю задачу – изображать скорбный вид, распространять весть о скорой моей смерти. Поставить свечи за упокой.
– Примета плохая, – категорично отозвался шеф.
– Тогда ходить из бара в бар и требовать выпить за штабс-ротмистра ДеЛара. Драться умеренно. – Заметил я.
– Так точно! – Отрапортовал Ломов. – А вас точно завтра… Ну, повесят. – Растерянно тронул он затылок.
– Ну повесят – что теперь, волноваться что ли? – Приобнял я рядового, глядя на деликатно замерших конвоиров. – Ты главное жене моей не говори.
– Я бы сказал, – откашлялся Давыдов. – Все-таки, не чужой человек.
– Никак нет, господин полковник. Переживать будет, надумает себе всякого. – Не согласился я. – Выручать пойдет. А тут шум не нужен, господин полковник. Все тихо должно пройти.
– Иногда мне кажется, штабс-ротмистр, что вы отчаянней меня, – дернул головой Давыдов, словно пытаясь сделать так, чтобы мысли встали на свои места, и мир вокруг обрел хоть какую-то логичность.
– У меня отличный учитель, господин полковник! И он преподал мне великолепный урок.
– Это какой же? – Зарделся князь Давыдов, жестом заставляя конвоиров и Ломова отойти в сторону и чуть подождать.
– Два раза не умирают, господин полковник. Поэтому я абсолютно спокоен за свою жизнь. И за жизнь Первого Советника, который сдох еще вчера.
Где суждено быть встрече, которой не желаешь? Иван Александрович Черниговский повертел в руках тяжелый стакан, прозрачный и до безобразия пустой, и катнул его через барную стойку.
Стакан без вопросов вновь наполнили коньяком – от красной купюры, отданной бармену двадцать минут назад, должно было оставаться еще прилично.
Может, если он будет пьян, к нему не придут? Навряд ли – но всегда есть надежда, что серьезные вопросы отложат до утра, подарив ему эти часы спокойствия и сна, которых в его жизни осталось не так и много. Старик покосился вправо, на витражные окна кафетерия, через которые было видно оживленную улицу, и пригубил напиток. Почти полное, несмотря на будний день, заведение гудело предновогодними предвкушениями и азартом – город, который никогда не спал, иногда казалось, никогда не работал. Откуда они тут все? И как смеют они быть счастливы, когда бывший князь Черниговский сутулится за барной стойкой и ожидает неизбежного.