В палату, где лежал Ахмад, врач и медсестра ввели забинтованного Самади. Он был бледен, шел с трудом.
— Вот пришел составить компанию, — улыбнулся он через силу. — Ты здесь хозяин, покажи, где мне устроиться.
Ахмад поднялся навстречу.
— Лежи, лежи, — остановил Ахмада врач.
— Я слышал, — сказал Ахмад, когда врач, уложив Самади, ушел, — вы там бандитов побили.
— Какие там бандиты, просто дураки, — сказал Самади. — Нет, брат, они удрали. Побили нас и удрали.
— Их поймают?
Самади не успел ответить. Вошел табунщик Хасан. Увидев его, Ахмад смолк, помрачнел, вспомнил, видно, былые обиды. И тот, кажется, смутился при виде мальчика, неловко сел на край кровати.
— Вот где встретились, — тихо засмеялся Самади.
— В общем, у тебя неплохие ребята… — пробормотал табунщик.
— Конечно, — подтвердил учитель. — Озорные, правда, но это ничего, пройдет. А тот, кто мучил сегодня лошадей, может быть, в детстве и не лазил по чужим садам…
Табунщик и мальчик переглянулись.
В больничном саду Самади попрощался с навещавшей его Инобат. Улугбек стоял рядом.
— Выздоравливайте, — сказала девушка, уходя. — Я еще приду перед отъездом.
Когда она исчезла за воротами, Улугбек вдруг сказал Самади:
— А вы на ней жени́тесь, она хорошая.
Самади даже растерялся.
— У меня же дочка, Улугбек…
— Вот дядя Вахаб женился, а у него две дочки от первой жены. Ведь ваша жена все равно не приедет…
— Трудно, Улугбек, трудно все это. Шесть лет жили вместе, многое вас связывало. Бывает, злюсь на нее, значит, чувство еще не совсем умерло. Иногда хочется вновь вернуть его и все начать с самого начала, хотя боюсь, это как раз невозможно. Просто человек не может один, оттого и такие мысли… Все хожу и думаю.
— А вы не думайте, — посоветовал Улугбек со свойственным ему простодушием.
— Попробую, Улугбек, — грустно пообещал Самади.
После пятой линьки черви стали большими, чуть ли не с палец величиной. Они больше не ели, тревожно ползали по нетронутым листьям и высохшим веткам тутовника, искали удобное место для пряжи коконов. Из их крохотных ртов тоненькой струйкой текла прозрачная жидкость — ниточка дорогого шелка.
Ученики вносили в помещение охапки аккуратных веничков из тысячеголовки. Биолог Агзамов указывал Инобат я еще двум учительницам, как укладывать венички на стеллажах. Работа шла споро: ученики подносили, учительницы укладывали, Агзамов руководил.
Черви проворно расползались по стебелькам тысячеголовки, соблюдая при этом вековой порядок — никто не стеснял другого.
Вошел Камал-раис в сопровождении директора школы и секретаря парткома колхоза.