— Русские офицеры не сдаются!
Уланы захохотали.
Из кареты выглянуло растерянное лицо Катрин.
— Граф! — пытался остановить старика Устимович.
Но бесстрашный старик с вытянутой шпагой кинулся на офицера. Тот легким ударом плети отвел шпагу.
— Защищайтесь! — крикнул граф.
Офицер, играя плетью, уклонялся от выпадов графа, а собравшиеся вокруг уланы возгласами и смехом раззадоривали его. Разгневанный старик бросился в их сторону.
— Вызываю всех! Трусы!
— Дедушка! — кричала ему Катрин.
— Граф, это безумие! — вторил ей Устимович и подбежал к Нелюбову, но, получив от него удар, отскочил в сторону, а граф с еще большей воинственностью набросился на своих врагов.
— Остановите его, он сошел с ума, — торопливо объяснял Устимович. — Я — помещик Устимович. — И увидев, что офицер смотрит на Катрин, заволновался: — А это… моя невеста, месье!
В изумлении она обернулась к нему, а он делал ей отчаянные знаки, чтобы она молчала. В этот момент граф, судорожно выкинув шпагу, попытался еще раз напасть на окружавших его противников, но его старческие ноги подогнулись, сердце не выдержало, и он упал, ткнувшись лицом в землю. Катрин бросилась к нему…
Утро было мглистое, в сыром тумане едва обозначились силуэты всадников. Это были гусары-ахтырцы Дениса. На его манер усатые, они смотрели на своего командира, а он тихо проезжал мимо них, вглядываясь в каждого.
— Здорово, скифы мои, — говорил он негромко. — А ну-ка, кто там еще не проснулся? Головач, сидишь, как куль с сеном! Смага, Криворучка, а вы чего приуныли? Баба на печи приснилась? (Веселый смешок прокатился по всему взводу.) Нынче мы летучий эскадрон, братцы, сами за себя в ответе. Умрем за отечество!..
Весело подхлестнул коня и скрылся в кустарнике, а за ним и все исчезли, ровно не было никого. Тишина.
Вдали показался обоз французских фуражиров. Фуры были нагружены мешками с мукой. Гнали еще и с десяток коров. Обоз охранялся вооруженным отрядом. И все это тоже исчезло, как видение…
Спускался вечер. Над рекой, на холмах, появились Денис и хорунжий Попов-Тринадцатый. Оглядывая местность, Денис говорил:
— Ты со своими казачками ударишь отсюда — прямой атакой, в лоб, а я из камышей — в самую середку.
— Правильно! В лоб — это мое дело, — заулыбался Попов.
Местность была холмистая. Тропа спускалась к реке. Вдоль берега кривилась дорога, виднелся деревянный мост.
— Главное что? — душевнейше продолжал разговор Попов: — Чувствуешь ты, Денис Васильевич, казацкую душу, и я за тебя готов в огонь и в воду.
Выпили из одной фляги, которую держал хорунжий.
— За казаков, — сказал хорунжий.