А когда они возвращались к усадьбе, веред ними выросла толпа хмурых мужиков. Устимович испуганно посмотрел на Дениса и заспешил, хотел было пройти поскорее, но из толпы выдвинулся маленький мужичок и остановил Дениса.
— Ты, что ль, Дениска? Бают, Емелькин сынок? — спросил он тоненьким, злым голосом.
— А ты кто таков, чтобы я тебе кланялся? — оборвал его Денис.
— Санька я! Криком меня не бери! Я сам с каторги!.. — Он то и дело поглядывал на Устимовича. — Не видишь, к тебе за судом пришли, как к старшому.
Мужики молча поклонились, не низко, шапок не ломали, с достоинством. И маленький повысил голос:
— Иуда хлебом нашим французов кормил, мясом и вином их услащивал! Усадебку свою, блюдолиз, выручил, на кровь русскую, злодей, променял!
— Лжет он, каторжник! — крикнул Устимович, багровея.
— Иной каторжный за Россию скорее свою кровь отдаст, чем другой из благородных, — прогудел в толпе седой бородач. — Не врет Санька, народ свидетель.
— Денис Васильевич, не верьте! — лихорадочно заговорил Устимович, хватая Дениса за рукав. — Не усадьбу спасал, видит бог, не себя! Я сироту спасал… Катрин… Я был ей единственной защитой…
Но Денис, уже не слушая его, направился к дому. Устимович бежал за ним, мелко, дробно семеня ногами, обутыми в белые, тонкие валенки.
В первой большой комнате — не то гостиной, не то столовой, хозяйничали Денисовы партизаны. Натаскали дров, затопили печь. Стало жарко, дымно, душно. Курили, сиделки у огня, скинув зипуны и тулупы, развесили сушиться портянки.
Денис сразу направился к внутренней лестнице. Увидав своего командира, Васька Буделек поспешил за ним, а Устимович, обгоняя его, торопливо говорил Денису:
— Умоляю, она больна, у нее нервное расстройство… Надо предупредить… подготовить…
Они были уже наверху, в большом светлом коридоре второго этажа, Устимович побежал впереди Дениса и остановился у одной из дверей, приложил палец к губам — тсс! — прислушался и робко постучал.
— Оставьте меня! — раздался раздраженный голос Катрин.
Устимович посмотрел на Дениса и развел руками — видите, мол, я же говорил…
Но Дениса это мало смутило.
Отстранив Устимовича, он постучал громко и настойчиво.
— Я же сказала, не пущу! — уже с гневом крикнула Катрин.
— Это я, Катрин. Денис Давыдов.
И дверь распахнулась. Но едва увидев его, Катрин отскочила и, прижавшись к подоконнику, с испугом смотрела на страшного бородача.
Он улыбнулся ей своей белозубой улыбкой.
— Дени-ис! — Она назвала его просто по имени и кинулась к нему.
Он гладил ее руки, а она, вдруг уткнувшись в его плечо, зарыдала.
Устимович стоял у двери, не спуская с них глаз, но в комнату не входил, а Буделек похаживал позади него, тихонько насвистывая.