(серые доски с торчащими из них гвоздями)
Толстый слой пыли на крыльце запечатлевает мои следы. Я толкаю входную дверь, и она распахивается, оказавшись незапертой.
– Мама? – произношу я шепотом.
Она не отвечает. Впрочем, как всегда. Я знаю, где найду ее.
(сумка моей матери, лежащая на полке для мелочей)
Я вхожу в комнату. Кресло напротив включенного телевизора. Помехи на экране. Груда пыли на протертом сиденье… Я погружаю в нее пальцы, и пыль облепляет их, словно влажная глина…
Я открыл глаза. Опять сон… веки щипало, но в целом сонным я себя не чувствовал. Сначала темнота показалась мне непроницаемой, но затем я рассмотрел, что утренний свет уже потихоньку растворяет ее, как вода акварельную краску. Вместо зловещей тишины из сна теперь слабый шелест листьев, хорошо. Я поднялся на шаткие спросонья ноги. Небольшая прогулка сквозь темноту. Ни шороха со стороны Отума, ровное дыхание Миико. Отлично.
Наткнувшись на дерево, я продолжил движение, из предосторожности выставив вперед ладони. Шершавая кора, острые кончики ветвей. Когда почти ничего не видишь и полагаешься только на ощущения, они становятся невероятно острыми…
(«Несут тебя злые силы, дебиленок», – говорила мне в спину сморщенная учительница, жившая в трех домах от нас, когда я пролетал мимо нее на велосипеде)
Деревья пели, и трава под ногами тоже. Тысяча беззвучных песен разрывали мое тело, каждая пытаясь в него втиснуться. Озеро лежало на земле, как черное зеркало. По его поверхности пробежал лучик, отразившись рубиново-красным бликом. Мне захотелось броситься в темную воду. Бешеный прыжок с берега; умереть, но понять, что происходит. Остыть от этого возбуждения – моя кожа так раскалена, что вода зашипит, когда я в нее погружусь.
– Давайте же, призраки, – сказал я, припадая к земле. – Делайте со мной что хотите.
Но ничего не происходило.
Я униженно полз на коленях к воде.
– Я знаю, вы здесь, – прохрипел я с яростью и, потянувшись к воде, зачерпнул ее и бросил себе в лицо. Обжигающе ледяные капли побежали по моему лбу к носу, потекли по подбородку. Я облизал губы, и вода наполнила рот горечью с примесью металлической кислятины. Я зачерпывал воду и пил, пока язык не онемел от холода.
Я хотел обезуметь и, отползая от озера на спине, протаскивая свое тело по царапающим камням, ощущал, что мое желание начинает исполняться. Вода испаряется постоянно… и сейчас ее частицы медленно отделяются от поверхности… Никогда прежде я не придавал этому процессу такого значения.
Чувства возникали и сразу таяли, не достигали четкости, разлетались брызгами, как всплески волн. Ощущения падали легкими перьями, мягко скользя по коже. А потом обрушились охапками, засыпая меня целиком. Неровно застучало где-то, и я недоуменно осознал – это мои зубы, которые стали мне как чужие – пластмасса во рту. Кто-то выдохнул, почти касаясь моих губ, и с неба посыпались тысячи листьев. Снова брызги, стекающие по лицу: то сильно, то слабо, то близко, то далеко. Меня ударило что-то, и, когда я накрыл ладонями живот, чьи-то пальцы обхватили мои запястья. Это все происходило с разными людьми, в разное время, а теперь все сразу и одновременно со мной. Вверх и вниз; я прыгнул в озеро, взметнув тысячи капель. Я плыл, разрывая воду, плотную и гладкую, как ткань, и ее матовая поверхность глянцевито поблескивала на скатах маленьких волн. Я нырнул и вынырнул, запрокинул голову, и кончики моих истекающих водой волос коснулись травы.