Когда я вышел к свету, я увидел Нану. Она была там, вся пылала, как факел. Я смотрел на нее, и темнота, куполом окружающая нас, становилась все плотнее.
– Нана…
Люди на фотографиях всегда немного не похожи на самих себя, но сейчас она предстала мне такой, какой была в реальности. На меня обрушилось осознание, как невыносимо я скучал по ней.
– Нана, – снова позвал я.
(как долго я не произносил вслух ее имя)
Когда я был маленьким, мне не удавалось выговорить ее длинное настоящее имя. Так она стала и осталась для всех Наной. Можно сказать, я дал имя своей старшей сестре.
Не отвечая мне, Нана смотрела в мою сторону, но не на меня. Я боялся шелохнуться, словно любое колебание воздуха развеет ее, как облачко дыма. Но Нана не видела меня, не слышала меня, и моя неподвижность не имела смысла, потому что я берег то, что давно уже потеряно. От Наны остались лишь фотография и воспоминания. И, может быть, какие-то фрагменты ее скелета, запрятанные где-то. Здесь, в Долине, было что-то, что позволило восстановить ее образ, но этого чего-то не хватало для того, чтобы вернуть ее мне, живой. Все же какой настоящей она выглядела… туфельки, испачканные землей…коленки с заживающими и свежими царапинами… клетчатое платье, то самое, в котором отец ее сфотографировал… ее лицо. Она улыбалась.
Часто, когда я смотрел на фотографию, мне становилось грустно от того, что Нана так серьезна.
(И вот теперь я вижу, как она улыбается, и мне хочется кричать)
Я вдруг всхлипнул, делая шаг к ней.
– Нана… Нана… не исчезай… это я, Эфил.
Ее улыбка стала шире. Она подняла руки и заправила пряди кудрявых растрепанных волос за уши.
Я прошептал, опускаясь на колени:
– Это я… только я немного вырос. Ты же узнаешь меня, Нана? Я твой брат…
Я потянулся к ее лицу, но мои пальцы не ощутили ее кожу. Ни холода, ни тепла – ничего, только ночной воздух. И затем темнота поглотила синий свет.
Я остался один, с бешено бьющимся сердцем, дрожащий и вздрагивающий, стоящий на коленях в луже дождевой воды с торчащими из нее бесцветными травинками. Вдруг обмякнув, я завалился на бок, едва ли не в лужу. Приподнялся, сместился в сторону, оперся на ладонь. Я знал, здесь должно быть что-то, и, трясущейся рукой вытащив из кармана фонарик, включил его. Тонкий луч скользнул по поверхности лужи, окрашивая воду тусклым золотом. Нана… ее бумажные глаза посмотрели на меня из кружка света. Фотография покачивалась на поверхности воды, поблескивая каплями, которые скатились в лужу, когда я потянул карточку за уголок. Положив фотографию на колени, я накрыл ее ладонью.