Как раз в эти годы в литературе появляется Константин Симонов.
Симонов рос в семье преподавателя военного училища. И многое из того, что Яшин постиг, будучи публикуемым литератором, Симонов знал с детства. Когда Симонову исполнилось 16 лет, семья переехала в Москву. Он активно начинает публиковаться и поступает в Литературный институт. Два года спустя туда же поступает Яшин.
На семинарах в Литературном институте надо чем-то выделяться. Иначе забьют, заклюют, затопчут. И будешь бродить по коридорам, к тебе никак не будут относиться — ни хорошо, ни плохо. Литературный институт — особое заведение. С житейской, внешней стороны — братство поэтов. Долгие бдения, перелив из души в душу пьянящих откровений. С другой стороны — все соперники друг другу. И пока не выстроилась жесткая иерархия, надо занять место поприличней, потом поздно будет.
Симонов, кроме талантов, отпущенных небом, брал работоспособностью и обостренным чувством момента. Он сразу же начал работать в журналистике. В воздухе запахло грозой, Симонов в качестве военного корреспондента сумел побывать на Халхин-Голе, а потом стал писать поэмы на военно-историческую тему.
Яшин и в институте остался верен теме севера и крестьянства. Только искал, как, какими путями выявить это в поэзии — через акценты на особенностях северного говора, через темы, коллизии нового времени — коллективизации села.
Симонову Яшин запомнился высоким, крепким парнем с рыжими прямыми волосами и редко улыбающимся лицом. Читал он с глуховатым вологодским оканьем, серьезно, строго, но за излишней, может быть, строгостью угадывалось затаенное озорство.
«Ты проедешь волок, да еще волок, да еще волок, да будет город Вологда». Участников семинара завораживал северный говорок. Действительно, русский Север — заповедник былин, сказок, старинных частушек и припевок. Яшин вводил эти элементы в стихи и при чтении вслух они выигрывали. Особенно если читал сам Яшин. На севере, кроме «оканья», по-особому произносят еще и букву «В». Она порой звучит как «у». «Деука на лауке вереуку вьет».
Несуетность, едва ли не показная уверенность в себе и этот незаемный полуфольклорный колорит выделяли Яшина из институтской среды. Однако в публикациях на бумаге все это терялось, растворялось в смыслах и сюжетах. А особых смыслов в стихах Яшина не было. По интонации временами появлялось то что-то похожее на «Смерть пионерки» Багрицкого, то на «Страну Муравию» Твардовского.
А Симонов словно неведомым каким-то чутьем ловил сигналы из будущего и тут же откликался на них.
У нас по двадцать за плечами,