Георгий Ковалевский. 1891 года. Апреля 23». Кстати, это не только среди русских, но и среди всех сохранившихся здесь надписей — самая старая. Рядом с ней — надпись по-гречески 1895 года.
Вот ещё русские надписи: «Преподобный отче Ниле, моли Бога о рабе Онуфрие, Якове»; «Нифонт ученик Русский. 1904 года Мая 2 дня и монах Николай Еклисиарх»; «Монах Василий и поклонник Маркел»; «Посетил ету келею иеросхимонах отец Серафим 1910 года, 6 июля»; «Апреля 20, монах Иаким, монах Антоний портной». Некоторые надписи сделаны с ошибками, а некоторые начертаны правильным красивым почерком.
Приходила Россия поклониться Господу, Богородице и святым угодникам Божиим на Святую Гору.
Много-много русских имён, особенно монашествующих, например: «Монах Иоанн Ворона, 1901 г.».
Скопировал хотя бы эти записи. А то неизвестно, сколько они продержатся на сих ветхих стенах. Но у Бога не пропадёт никакой глагол. Интересно, что не нашлось ни одной записи на русском языке периода от революции до перестройки. Много записей, но уже послеперестроечных, к примеру: «Святой Нил, исцели глаза отрока Николая»... И не только глаза отрока, но и всем нам очи духовные исцели, дабы видели Бога и молились Ему[5].
Вчера Господь дал целый день молиться... И неверное сердце моё стало наполняться самодовольством. Ночью проспал молитву — это сразу смирило. Прости, Господи.
Примерно в полночь поднялся такой сильный ветер, что у меня были страхования: не перелечу ли со своей палаткой с террасы в пропасть. Вдобавок вспомнился ветер «Опой», описанный в XIX столетии в «Письмах Святогорца». Он смертелен и веет по ущелью около полуночи; попадавшие под него часто простывали и умирали. А мою палатку ветер всю пронизывал, так как я спал без тента. В итоге я боялся, кутался и... спал. Всё это — мнительность и леность. Надо было встать и молиться. Ночной тихой сосредоточенной молитвы уже не хватает душе.
Встал в семь утра и увидел вершину Афона в нежнорозовых лучах зари. Сейчас кратко помолился, заварил пакет овсяной каши на газовой горелке. Пойду, поблагодарю преподобного Нила за гостеприимство, ещё раз попрошу молитв и благословения.
17:40
Хорошо идти по Святой Горе, надеясь на путеводительство Игумении — Матери Божией.
Шёл вдоль моря среди скал, плакал, а слёзы уносил порывистый северный ветер.
Плакал потому, что Господь дарит Рай, а я — предатель. Стыдно мне. И жалко и Бога, и тех, кому причинял зло, и себя ослеплённого горемыку...
Здесь, на Святой Горе, подобной Райскому саду, эти чувства открываются очень ясно.
Верно говорят, что спасение не связано с географическим принципом, оно созидается в человеке. Но, может быть, Афон всё-таки — исключение? Или это у меня здесь так раскрывается сердце, потому что именно сюда меня ныне призвал Господь?