Вопреки моим страхам, «здравым» соображениям и планам, батюшка благословил мне отравиться вглубь Афона, выше в горы. В самую отдалённую точку горного ущелья Катунаки, расположенную на подступах к вершине Святой Горы. Я не верил... И верил! Отправился.
Но где жить на Катунаках? У подвизающейся здесь малой части братии отца Рафаила свободных мест нет. Между тем дело шло к зиме. И вообще, новому человеку обнаруживать здесь себя нежелательно, нужно сидеть тише воды — ниже травы, из-за постоянной угрозы выселения.
На мои опасения монах Давид с горячей верой, основанной на собственном опыте, твёрдо сказал мне: «Даже не думай! На Афоне Богородица — Игумения. Она решает, кому здесь быть. Она тебя сюда привела. Поднимайся». Впоследствии я многократно убеждался в верности этих слов.
3 ноября 2010 года я прибыл на Катунаки. А меньше чем через две недели, не понимая, как это всё устраивается, я уже благодушествовал в собственной крохотной, но самой настоящей пустыннической келейке. Боялся громко дышать, чтобы злые силы не заметили и прошли мимо... Но теперь уже точно знал — это действуют Богородица и Господь.
И хотя опасности продолжали нависать, окрылял сам факт, что Господь и Матерь Божия сподобили кельи на Святой Горе, пусть и неизвестно насколько. Я понял, что это уже всерьёз. Ведь без чуда такое никак не могло произойти, просто не-мог-ло. Тогда я начал вести дневник. Звали меня тогда инок Всеволод...
Ну вот, слава Богу, сижу около своей кельи[1], на горной террасе с видом на скалы и море. Солнце. Тишина. Пахнет мёдом.
Эту келью послала Матерь Божия. Принадлежала она греку, отцу Афанасию, который здесь потихоньку молился и разводил пчёлок. Судя по оставшимся от него книгам, он был умеренным зилотом. Незадолго до моего приезда он отправился монашествовать в другое место.
17 ноября Матерь Божия дала мне этот благословенный кусочек земли в Своём Афонском Саду. Тут и правда сад: птицы поют с рассвета до заката, а цветы, говорят, цветут круглый год. Место вообще особенное.
Келейка убогая, монашеская и этим радует глаз и душу. Когда к ней шёл, думал, как её назвать. Были разные мысли. Вхожу внутрь и вижу на стенке, в самом центре — образ Пресвятой Богородицы с Богомладенцем.
Икона достаточно древняя, писанная. Видно, что побывала в огне (видны его следы) и, значит, спасшаяся. Лики Спасителя и Богоматери — добрые, вдумчивые, умилённые, сосредоточенные на главном. Спаситель смотрит на Свою Мать, тесно прижимаясь к ней щекой, а она внимательно смотрит... даже не на нас, а куда-то в вечное. Родное что-то почувствовалось в иконе, но узнать я её не мог. Надписи на лицевой стороне нет. Бережно снял икону со стены. На обратной стороне прочёл название ΓΛΥΚΟΦΙΛΟΥΣΑ (по-русски — «Сладкое лобзание» или «Сладколобзающая»). Икону было трудно опознать ещё и потому, что она является как бы зеркальным изображением известного первообраза «Сладкого лобзания», то есть Богомладенец расположен с другой стороны от Богоматери.