Вот что ещё рассказал отец Рафаил: «Один раз я стал себя укорять: «Ты карлик! Лилипут!», и в этом роде ругать и оскорблять. А отец Кирилл мне говорит: «Отец Рафаил, ты Господа этим унижаешь. Потому что Он на Себя это принимает. Ведь это Он тебя таким создал. Всегда, когда о ком-то говорят, что он такой-то и такой-то, Господь на Себя это принимает». Тогда я покаялся и прекратил так себя уничижать».
Я рассказал отцу Рафаилу про свои сомнения в вере. (Они отражены в высказываниях героини, в книге «Ангелы приходят всегда», в главе «Бабочка и снег». Там эти сомнения опровергает другой герой). Про упомянутые сомнения старец сказал: «Это была потеря духовного разума, помутнение, полное помрачение, так как ты перестал жить по вере».
Ну, а потом отец Рафаил рассказал мне такое... (!) Его откровенность, думаю, связана с тем, чтобы укрепить меня в делании покаяния. Он поведал, что человеческий разум способен сильно сдвигаться, и тогда каждый может подвергнуться тяжкому помрачению и пленению ума. Именно — каждый, без исключения. Старец сам пережил подобное, причём, когда уже был в схиме. То есть уже после лавры и кавказской пустыни, между Валаамом и первой поездкой на Афон. «Такое случилось помрачение и падение, о чём я каялся и каюсь, и сокрушаюсь по сей день», — с покаянной грустью закончил свой рассказ отец Рафаил...
Касательно моих опасений за жизнь и схожих страхов, аввочка утешил с его обычной кроткой улыбкой: «Думаю, что тебя Господь покроет, спасёт и сохранит, и ты ещё будешь писать во славу Божию».
Вопреки моему удивлению, отец Рафаил благословил мне церковно-литературное творчество, как послушание и, своего рода, рукоделие.
Во время исповеди-беседы я вернулся к давней истории моего пути в пустыню. Эта история разворачивалась на глазах отца Рафаила на Валааме, продолжалась в Джорданвилле... Но могла завершиться тупиком, если бы не милость Божия, молитвы старца и афонское чудо.
Отец Рафаил подтвердил своё благословение на пустыню и мой ранее данный, по этому поводу, обет...
Я спросил духовника, что в пустыне самое главное. Он ответил: «Смирение. Замечать за собой, в чём не смиряешься: в еде, в неудобствах жизни, из-за напастей природы и через людей, когда их видишь, и укорять себя за это, за несмирение. Делать такое духовное упражнение, когда один: представлять, что приходит игумен, ругается, кричит и бьёт тебя палкой. Нужно мысленно просить прощения, каяться и смиряться перед ним. После смирения, второе самое важное — устав. Строго держаться устава по часам, изо дня в день. И не будешь унывать! Всё по времени: помолился, поработал, покушал, почитал, отдохнул, опять помолился и так далее. Мне так удавалось жить в кавказской пустыне, поэтому я не знал уныния, какое бывало у некоторых братьев, которое мучило, изводило и доводило их».