— А что если это единственный ключ? Обычный всплеск без какой-либо геологической логики. Вот если бы все правые притоки реки таким же золотом шумнули! — Жарченко покосился на геолога.
Пеньковский сделал вид, что не слышал его последних слов, и, продолжая осматривать долину, спросил:
— Так что ж намерены делать, уважаемый Петр Савельевич?
В интонации его голоса Жарченко уловил знакомую насмешливо-ироническую нотку, спокойно ответил:
— Через десять дней начнем здесь мыть золото.
Пеньковский тихо присвистнул и задумчиво посмотрел на Жарченко.
Прямо перед ними, сразу же за узкой галечной отмелью на берегу ключа, начиналась тайга. Так как она была непривычно для здешних мест густой и среди могучих лиственниц часто попадались рощицы высоких тополей и чозений, можно было предположить, что долина, находится в таликовой зоне и грунтовые воды растопили здесь вечную мерзлоту. Надо было свалить вековые деревья, вытолкнуть их на край Долины, бульдозером снять верхний, пустой слой земли — торфа, обнажить золотоносные пески, построить деревянную эстакаду промывочного прибора, завезти всю технику и оборудование… Такую работу за десять дней!
Пеньковский мысленно представил картину развороченной тайги, перекопанной земли, грохочущую махину работающего промывочного прибора. Он снова посмотрел на директора прииска, на его упрямо выступающий тяжелый подбородок. Такое мог сделать только он. Не считаясь ни с какими правилами и законами горного дела, без технического проекта, инженерных расчетов, плановой продуманности. Что поделаешь, при Дальстрое все можно было! Деятельность директора прииска прежде всего оценивалась тоннами золота. Минимум план. Больше — лучше! Любым способом. В годы войны — понятно. Тогда страна выжимала из себя все для победы. Теперь другое время. Сила инерции? Нет. Это сама сущность системы Дальстроя. Найти — взять! Для чего же тогда создали область? Неужели там, в обкоме и облисполкоме, до сих пор не поняли, что они должны немедленно перестроить систему хозяйствования и весь уклад жизни и взаимоотношений людей? Надо осваивать этот суровый, но по-своему замечательный край спокойно, умно, бережно, на вечные времена. Жарченко же как директор — порождение Дальстроя. Это не его вина, это его беда. Жаль, ведь умница, каких поискать, из него может получиться большой руководитель. Только кто его продвинет? Тарков? Тур-геев? Они боятся его, отлично понимая, что он во сто крат умнее и деловитее их обоих. Однако они ведь понимают, что без таких, как Жарченко, горное управление ни за что не выполнит план. Он — это крепкие ножки их служебных кресел, один из тех, кто в смутные времена обеспечивает запас прочности.