Ее бесхитростная речь была столь же цинична, сколь и правдива. И вот эта неприкрытая лестью и ложью правда отрезвила почище пощечины.
А старуха внимательно смотрела на меня, выжидала:
— Ну так как, не хочешь назвать настоящее имя?
— Шенни, — упрямо повторила я.
— Ну Шенни, так Шенни. Только учти, Шени, — она хмыкнула, — я в своем доме дармоедов не терплю. Пока отлеживайся, а если хочешь остаться, то придется отрабатывать свой кусок хлеба.
— Хорошо, — сипло согласилась я.
Фло потерла кончик длинного крючковатого носа:
— Мое дело предупредить. Ты же не из простых… по одёже было видно и по холеным ручкам… Так что смотри сама, сдюжишь ли? — провокационно закончила она.
Я слабо кивнула, и старуха уплыла на кухню. Вскоре оттуда послышался бас, бренчание посуды, а потом и вовсе потянуло крепким табачным дымом.
А я лежала, таращась в потолок и осмысливая услышанное. Выходило, что мой муж планомерно потчевал меня блокатором магии, который, надо полагать, помимо всего прочего, сказывается и на здоровье. Ведь болеть я начала как раз после нашей свадьбы. Правда, и на скромном венчании, состоявшемся через положенных полгода после смерти отца, я уже чувствовала себя неважно, но списывала это на боль утраты. А ведь будущий супруг каждый день приезжал к нам на послеобеденный чай и лично заваривал «тейнеширский сбор» для укрепления моего пошатнувшегося здоровья.
Зато моя матушка была счастлива. Она промокала кружевным платочком невидимые слезинки и все причитала, что теперь у нашей семьи появился тот, кто сможет позаботиться о нас с ней. Родительница и тогда, наверняка, как и сейчас, не чаяла души в Греге. Как же, хороший юноша, из респектабельной, богатой семьи… На такого можно положиться. Как оказалось, на него не то что положиться, даже опираться не стоило.
Так зачем, зачем ему было меня убивать? Неужели из-за любовницы? Слезы беззвучно потекли по моим щекам. Я плакала и еще не подозревала, что под «отлежишься» старуха подразумевала лишь эту ночь.
А утро началось с ворчливого:
— Подъем!
Заспанный мозг не успел возмутиться такому произволу (кромешная же темень!), а тело уже начало принимать вертикальное положение. С кряхтением и стонами, но все же. И только сев на своей лежанке, проснулась окончательно и сообразила, что вроде как я больная и чуть ли не при смерти.
— Вот то-то же! — назидательно приветствовала меня старушня. — Башка, она когда думает, дурит много. А тело, тело-то лучше знает, что ему уже можно, а что нет…
Я с сомнением посмотрела на этого изверга в фартуке.
— И нечего на меня зенки пялить. Вон, роженицы через час с постели встают и ходють, дитя трясут. Думаешь, это оттого, что все вокруг изверги? — не дождавшись моего ответа, карга продолжила. — А вот и нет… Работа посильная, она быстрее любого отлеживания боков хворь прогоняет.