Сон Лилии (Любич-Кошуров) - страница 88
Рыцарь Большого Меча заступил дорогу господину, готовившемуся сойти на мостовую, и обнажив свой меч, крикнул громко:
— Ты гонишь несчастного, а я — рыцарь всех несчастных. Не смей делать этого!
Глаза его щеки загорелись румянцем.
— Не смей! — повторил он.
Господин смотрел на него с недоумением и с недоумением оглядывался вокруг.
Потом он улыбнулся чуть-чуть под усами и спросил.
— Как же вас звать, благородный рыцарь?
— Владимир Свирбиенко, — ответил рыцарь Большого Меча и добавил, строго сдвинув светлые брови: — Нельзя обижать бедных.
Острие его меча почти касалось господина. Господин отступил.
— Или тебе его не жалко? — продолжал рыцарь Большого Меча, — ты посмотри, какой он несчастный… А ты богатый…
И, должно быть, было что-то особенное в его лице, в выражении глаз и в тоне голоса, когда он говорил это, потому что господин в цилиндре вдруг перестал улыбаться, и рыцарь Большого Меча заметил, как передернулись его тонкие губы.
А рыцарь Большого Меча в эту минуту был совсем, как Винцент Фламелло. Он не сознавал даже хорошенько, где он, близко ли, далеко ли от своей квартиры и когда ушел оттуда, и очутился здесь; как будто из своей обыденной жизни, которую он вел всегда, он ушел в ту книгу, что читала ему мать, сам стал действующим лицом в книге, и все, что было описано в книге, ожило, тоже стало жизнью.
Как будто и молодой Жофруа находился тоже где-то тут неподалеку, и им обиженные люди, и девушка, назвавшая его палачом…
Целые фразы и отдельные слова из книги приходили на память, точно он слышал их недавно или сам говорил.
Казалось, вселился в него дух Фламелло, живший на страницах легенды.
Рыцарь Большого Меча готовился нанести удар и уже поднял меч…
Но в этот момент он почувствовал на своем плече чью-то руку. Он чувствовал, как рука скользнула от плеча ниже к локтю и крепко сжала локоть.
Он невольно опустил меч.
Но он не оборачивался назад, потому что в ту минуту он меньше всего думал о себе, и ему было все равно, что сейчас с ним будет.
Может быть, сейчас его схватят, свяжут ему руки и отведут в тюрьму. Может быть, человек, схвативший его за руку, начальник стражи и за ним стоите эта стража в низеньких железных касках, в железных нагрудниках и с алебардами в руках.
Он был полон негодования против этого человека, прогнавшего нищего, и смотрел на него и шевелил губами, ища слов, чтобы сказать ему что-нибудь, чтобы этот человек понял, как он низок и гадок.
Но он ничего не мог сказать ему…
Только губы его трепетно вздрагивали.
— Ну, полно, полно! — услышал он над собой незнакомый голос.