— Извини, что без предупреждения. Надеюсь, не помешал?..
Выглядел он необычно: какой-то возбужденный, помятый, какой-то взлохмаченный, с нездоровыми красными пятнами на щеках. И что самое пугающее — без галстука. Андрон без галстука — это значит рухнул весь мир.
— Что случилось?
Ответа на свой вопрос я не получил. Зато тут же образовался коньяк в плоской, имитирующей флягу бутылке, опытная рука плеснула на два пальца в каждый стакан, Андрон выпил, не дожидаясь меня, а потом длинно, со всхлипом втянул в себя воздух, точно придавливая им вспыхнувший в желудке огонь.
— Ты, культуролог, лучше вот что скажи. Кто из наших царей придумал закусывать коньяк лимоном? Я как-то запамятовал. Наверное, умный был человек…
— Считается, что Николай Второй. Только он еще посыпал дольку толченым сахаром или кофе.
— Да?.. Соображал, значит… А как же он тогда революцию проморгал?
Теперь на вопрос не стал отвечать я. Вообще не ко времени он тут был. Предложение арконцев создать форпост Земли в глубинах Вселенной, выдвинутое ими два дня назад, вызвало в нашей среде нечто вроде неуправляемой ядерной реакции. Непрерывно шли какие-то консультации, обсуждались идеи, напряженно работали — и, кстати, прямо сейчас — три семинара, физиков, социологов, политологов, пытавшиеся оценить обстановку. Я ни на один из них не пошел: все трудные вопросы я предпочитаю обдумывать в одиночестве. Что, между прочим, тоже было непросто, поскольку каждые две-три минуты пикал сигнал компьютера и из моей почты вываливалось чье-то очередное гениальное соображение, причем автор желал получить оценку его сей секунд.
Я просто неопределенно пожал плечами.
Впрочем, Лавенков ответа от меня не ждал.
— Конечно, революция не спрашивает, пора ей начинаться или еще не пора, — задумчиво сказал он. — Она подкрадывается как тать в ночи. И сразу — бац, обухом по голове… — Он оглянулся. — Может быть, она уже стоит у нас за спиной…
Я мельком просматривал сообщения.
— Нет.
— Что «нет»?
— Не будет у нас революции. Ты советские фильмы помнишь?
— Ага…
— Кто там представлял собой «революционные массы»? Мужик — заматеревший, в шинели, с винтовкой, лет сорок пять — пятьдесят… Так вот, все это было не так. В действительности это были крестьянские парни, лет восемнадцати — двадцати, взятые от сохи, просидевшие пару лет в окопах, научившиеся убивать… Все революции девятнадцатого — двадцатого века делала молодежь. Выплескивался избыток демографической пассионарности. А у нас молодежи нет. Статистику рождаемости посмотри. Особенно по так называемым «малочисленным поколениям». Как раз они сейчас и вступают в жизнь… Не беспокойся, не будет у нас революции.