Отбой был в девять часов, но мало кто ложился спать в это время. Итальянцы смотрели на нарушения сквозь пальцы. Между мужчинами завязывались отношения наподобие супружеских. Совершенно обычные мужчины, у которых дома были жены и дети, вступали «в связь» с другими мужчинами. Почти все занимались онанизмом. Под вечер парочки расходились по темным углам, а по лагерю ползли самые невероятные слухи. Однажды кто-то сказал, что на территорию лагеря проникла женщина, настоящая женщина в военной форме. Эта новость распространилась быстро, как огонь на ветру. Лагерь охватила паника. «Женщина, женщина», — шептали друг другу пленные. Люди бегали из барака в барак, но когда они прибегали в один барак, им говорили, что женщина уже в другом. Спать никто не мог. Все носились по лагерю, словно кобели, учуявшие суку. Охрана была приведена в боевую готовность, людей насильно вернули в бараки. В тот день в лагере действительно поймали пьяную женщину в военной форме. Охрана выставила ее за ворота, где она истошно кричала в лицо итальянскому офицеру: «Ну да, я шлюха. Но верните нам наших мужчин, и тогда мы не будем шлюхами!» После этого вышло постановление: каждого, кто хотя бы притронется к итальянской женщине, ждет смертная казнь. И восемнадцать тысяч мужчин снова были вынуждены довольствоваться обществом друг друга и самих себя.
Между тем наши макароны и рис становились все жиже и жиже, пока наконец нам не стали наливать в тарелки один отвар, в котором можно было выловить макаронину или зернышко риса, а от шпика не осталось и следа. Вскоре мы выяснили, что наши фельдфебели и здесь, по старой австрийской традиции, начали воровать. Они продавали полученные на нас продукты, шили себе на заказ элегантную форму, ели салями и пили вино — и все это за наш счет! У них дела шли превосходно! Сначала группы недовольных собирались вместе каждая в своем бараке. Потом мы встретились и, обсудив все между собой, решили идти жаловаться коменданту. Комендант — отставной генерал, милый, любезный человек, который в сочельник ходил, опираясь на палку, из барака в барак, желая счастливого Рождества и скорейшего возвращения домой, с большим пониманием отнесся к нашей жалобе и по-отечески спросил, что лично он может для нас сделать. Мы попросили его отстранить фельдфебелей от кухни и позволить нам самим организовывать наше пропитание из тех же самых продуктов. На следующий день у нас на столе снова были миски, до краев заполненные макаронами с таким количеством шпика, как никогда прежде. То же самое было и с рисом вечером того же дня и во все последующие дни! Фельдфебели были посрамлены: здесь, в лагере, они тоже проиграли войну! Солдаты просто не замечали их или относились к ним с презрением и каждый день ели досыта. Я теперь все время был занят управлением кухнями, при этом сам научился хорошо готовить и делал это с огромным удовольствием.