Вот идет человек. Роман-автобиография (Гранах) - страница 173
Шигольх в «Духе земли» Франка Ведекинда. «Шаушпильхаус», Мюнхен, 1920
Заглавная роль в «Каине» Антона Вильдганса. «Шаушпильхаус», Мюнхен, 1920/21
Маклер Кнок в фильме «Носферату. Симфония ужаса». Режиссер Фридрих Вильгельм Мурнау, 1921
Маклер Кнок в фильме «Носферату. Симфония ужаса». Режиссер Фридрих Вильгельм Мурнау, 1921
Гетман в «Гидалле» Франка Ведекинда. «Шаушпильхаус», Мюнхен, 1920
Лука в «На дне» Максима Горького. «Фольксбюне», Берлин, 1926
Иуда в фильме «I.N.R.I.». Режиссер Роберт Вине, 1923
Азмус Альрихс в «Грозе над Готландом» Эма Велька. «Фольксбюне», Берлин, 1927
Рут Вайер и Александр Гранах в фильме «Тени». Режиссер Артур Робисон, 1923
Мефистофель в «Фаусте» Гёте. «Фольксбюне», Берлин, 1926
Марат в фильме «Дантон». Режиссер Ханс Берендт, 1931
Александр Гранах и Михаил Яншин в фильме «Последний табор». Режиссеры Евгений Шнайдер, Моисей Гольдблат, 1936
Феликс Брессар, Грета Гарбо, Зиг Руман и Александр Гранах в фильме «Ниночка». Режиссер Эрнст Любич, 1939
Александр Гранах и Вирджиния Фармен в фильме «Палачи тоже умирают». Режиссер Фриц Ланг, 1943
Александр Гранах, 1945
Приложения
Виктор Зацепин
Александр Гранах: силуэт на фоне экрана[33]
В непростой судьбе Александра Гранаха есть один момент, который завораживает его биографа и заставляет задуматься о существовании предназначения: Гранах не просто мечтал стать актером с того момента, как узнал о существовании театра, но больше всего на свете мечтал сыграть конкретную роль — Шейлока из «Венецианского купца». В книге «Время и совесть» Григорий Козинцев пишет, что желание сыграть конкретную роль важно для настоящего артиста. Эта роль странным образом соединилась с жизнью Гранаха — вот как он пишет о первой встрече с Шейлоком в своих воспоминаниях: «Я умывался слезами, я оплакивал и проклинал Шейлока, я был в отчаянии. Шейлок, как написано в одной книге, значит Исайя, то есть мое имя. Это близкий, родной человек. Шейлок… и я стали единым целым… Потому что я переживал не только свою реальную жизнь, но и все прочитанное воспринимал как личное переживание, как свой собственный опыт. Единственное, что мне не нравилось, так это то, что Шейлок сходил с ума по своим дукатам… Я старался не замечать низости в Шейлоке, а сосредоточился на его страданиях и боли». На последних страницах своей книги он снова вспоминает о Шейлоке — одновременно жертве общества и его обвинителе, о борце за права евреев по милости его создателя, Шекспира, и высказывает нечто наподобие кредо: «Именно так его и надо играть, до тех пор, пока однажды с нас не спадут все искусственные различия и человек не будет видеть в других людях братьев и любить ближнего, как самого себя, не делая ему ничего такого, чего бы не хотел пережить он сам».