Вот идет человек. Роман-автобиография (Гранах) - страница 77

Вокруг меня шум и гам. Все обсуждают увиденное с таким знанием дела, будто сами играли в спектакле. Я снова прокручиваю в уме все, что происходило на сцене… Снова удар гонга, и снова в зале темно. Занавес поднимается. Та же комната теперь ярко освещена и богато обставлена. Значит, бедный переписчик Торы все же выиграл в лотерею! Он хорошо одет, а рядом с ним черт: он дает ему подлые, неправильные советы, и благородный переписчик Торы подпадает под его влияние. Они решают открыть фабрику по производству молитвенных покрывал. Благородный бедняк стал богачом, и вот уже он плохо обращается со своей женой, со своими друзьями, со своим отцом — точно так, как это делали богачи даже в таком захолустье, как Городенка! Тьфу! Вот он уже хочет развестись. Черт подговаривает его жениться на племяннице. Старый дедушка и все остальные, кто вначале был доволен и счастлив, теперь совершенно несчастны. Грустно сидят они в своей богато обставленной комнате. И вот уже действие принимает новый оборот. Гершеле совершает одну ошибку за другой, одну глупость за другой. Меня так и подмывает крикнуть ему, чтобы он не слушал советов черта! Он же такой умный! Господи! Как такое возможно?! Как такой благоразумный человек может стать таким дураком?! И снова антракт. Мы выходим подышать свежим воздухом. Я ужасно возбужден и зол на этого наглеца Мазика. Как он мог все испортить? Больше всего мне хочется заехать ему кастетом прямо по его наглой роже! Снова звенит звонок. Мы входим в зал, и спектакль продолжается. Теперь на сцене происходит нечто совершенно ужасное: на фабрике, которой Гершеле управляет на пару с чертом, станком отрезало руку сыну его лучшего друга, Хацкеля Драхме, и он при смерти! Друг открыто говорит Гершеле все, что думает! Каким хорошим человеком он был раньше и кем он стал теперь! Как он раньше относился к своему отцу и к друзьям и как он относится к ним теперь! Как он в бедности мирно жил со своей женой, а разбогатев, просто вышвырнул ее на улицу! Как испортило его богатство! Сможет ли он когда-нибудь расплатиться за свои грехи?! «Да, — говорит Гершеле, но уже без прежней уверенности, — каждый человек должен отвечать за свои поступки, и мне тоже придется расплачиваться по счетам!» И тут его старый друг показывает окровавленное молитвенное покрывало, и из его груди вырывается душераздирающий крик: «Но твои счета неправильные! Ни один человек не в силах расплатиться за все, что ты сделал! Вспомни про свою жену, которую ты выгнал из дома! Про своего отца! Про друзей! Вот молитвенное покрывало, сделанное на твоей фабрике! Вот что сделало твое лживое богатство! Это покрывало покрыто кровью и слезами моего сына! Возьми! Запиши его на свой счет!» С этими словами он бросает молитвенное покрывало в лицо бывшему другу и уходит! Зал неистовствует! Бушует! Аплодирует! Стучит ногами! «Браво, Драхме! Браво, Розенберг! Так его! Ты правильно говоришь! Благослови тебя Господь!» И я кричу и ликую вместе со всеми и чувствую огромное облегчение.