Трюк с солью мы повторяли еще несколько раз, пока неряшливая мачеха моего друга не поколотила маленькую Рикеле так, что нам стало ее жалко: в конце концов, она была такой невинной, какими могут быть только дети. И больше мы к этому трюку не возвращались. После нескольких скандалов, теперь из-за недосоленного обеда, в доме воцарился мир, что для моего друга было настоящим проклятием. Он снова стал мишенью для придирок, издевательств и побоев. Ему доставалось еще и за то, что он водится со мной, простым работником из пекарни своего богатого отца.
Отныне мы не могли встречаться в пекарне, но наша дружба стала от этого только крепче. Однажды неряха пришла в пекарню и послала меня в магазин за продуктами. Я, разумеется, отказался, потому что это не входило в мои обязанности. Она сразу же начала ругаться и угрожать мне: «Я тебе покажу, как надо слушаться свою госпожу, сукин ты сын!» Я в долгу не остался и выдал ей вперемежку то, что о ней на самом деле думаю и что помнил из подобных сцен в театре. Это был длинный монолог, из которого мало что можно было разобрать, но заканчивался он так: «…и к тому же никакая вы не госпожа! Вы и трусов-то не носите!» В порыве ярости она задрала свои юбки и показала, что трусы она все-таки носит. Все восемь подмастерьев стали громко хохотать, а она с руганью и проклятиями выбежала из пекарни, столкнулась во дворе с моим другом, который тоже не мог удержаться от смеха, сняла свой меховой тапочек и принялась изо всех сил лупить его этим тапком. Тут домой вернулся хозяин, которому она тоже устроила скандал, после чего он меня уволил. Посоветовавшись, мы с другом разработали план мести.
На следующее утро неряха сидела на балконной лестнице и зашивала кривой иголкой, какими шьют дерюжные мешки, свой меховой тапочек, который накануне порвался от ударов по голове моего друга. Этой чудесной кривой иголке суждено было сыграть важную роль в нашей судьбе.
Вечером мой друг стащил меховой тапочек и иголку у мачехи. А ночью, когда все спали, мы воткнули иглу в подошву тапка так, что она больше чем наполовину торчала изнутри, дожидаясь мягкой ножки мадам Шлюссельберг, как ждет своей жертвы мышеловка.
Этой ночью мы оба не могли уснуть, а рано утром все произошло так, как было запланировано. Неряха проснулась, как всегда ругаясь и ворча, и, еще в полусне, сунула ноги в мягкие меховые тапочки. И тут! Хитро продетая иголка вошла в теплую плоть, как нож в масло, да так глубоко, что только кость ее остановила. Долгий пронзительный крик разбудил весь дом. Этот крик был почти таким же натуральным, как крик актрисы Фишлер в той сцене, когда она находит своего ребенка мертвым. Наш план удался! Вызвали врача. Иголку вытащили, но свою работу она сделала: теперь мадам надолго останется в постели. Я никогда больше ее не видел, потому что мы с другом решили бежать.