— Дык мне ж попадет, что самовольно... — отчаянно замотал головой вахмистр. — Это ж прямо под расстрел.
— Ни... От кого попадет — от генералов? — спросил Курятников. И объяснил доверительно: — Ты, когда отсюда уйдешь, мимо штаба езжай да понюхай, какая вонища вокруг стоит... А отчего вонь? Оттого, что ваши генералы наложили в штаны и даже в сортир боятся выйти почиститься... До тебя ли им теперь или до мастерских...
Рабочие снова захохотали. А вахмистр, посмотрев на них, сунул копчик уса в рот и погрузился в раздумье.
— Ну как, будем составлять акт о приеме-сдаче? — спросил Перно.
Казак сердито выплюнул кончик уса вместе с руганью:
— Да ну его к..., твой акт! — И, подхватив бурку, кинул казакам: — Седлай коней, ребята!
Когда отряд покинул мастерские, Перно сказал Курятникову:
— Ну спасибо, товарищ ротный, что помог. Вернешься в полк — зайди в военревком и скажи, что мастерские снова наши, и если понадоблюсь им, то адрес мой прежний...
Нанеся два страшных удара по главным центрам противника на Западном фронте — «комитету спасения» и Фронтовому комитету и, в сущности, опрокинув их, Севзапком большевистской партии решил, что пришла пора вернуть власть в городе в руки Совета.
Вечером 2 ноября в городском театре вновь состоялось многолюдное собрание Минского Совета депутатов совместно с представителями воинских и фабрично-заводских комитетов. С докладом о текущем моменте выступил Мясников, появление которого на трибуне вызвало гром аплодисментов. Еще бы, ведь за последние пять дней весь город, затаив дыхание, следил за тем, как «комитет спасения», Фронтовой комитет, штаб фронта, окружив небольшую армию Мясникова во много раз превосходящими силами, пытались сломить, уничтожить ее. И все впали, что если этого не произошло, то в немалой степени потому, что оп, этот высоколобый человек с карими глазами, не только не дрогнул, но и вместе со своими помощниками сам наводил страх на противников и вот сейчас, без единого выстрела одержав победу, снова стоит на этой трибуне и снова говорит спокойно, уверенно о победе Советской власти как в столицах, так и здесь, в Минске.
А Мясников действительно словно преобразился. Мучительный период тягостного выжидания, когда все главные события происходили вдали, томительно долгие дни, когда его соратники и воспитанники держали экзамен на умение самостоятельно решать сложнейшие задачи, а оп в свою очередь держал экзамен, насколько хорошо сумел подготовить их к таким действиям, — остались позади. И от сознания того, что и он, и его товарищи выдержали самое строгое испытание и что наконец он снова обрел свободу действия, Мясников стал как будто выше, плечистей....