Тайны драгоценных камней и украшений (Варкан) - страница 20

Учился он в самых в то время знаменитых и модных университетах Европы — в Кёнигсберге и Гёттингене. Утвердилось, однако, общее мнение, что по результату образовался он так себе. Как водится, лучше всего запечатлели это общее место высшего света Александр Сергеевич Грибоедов в «Горе от ума»:

Господствует еще смешенье языков:
Французского с нижегородским…

(Известно, что Милорадович говорил по-французски с чудовищными ошибками.)

и Александр Сергеевич Пушкин в «Евгении Онегине»:

Мы все учились понемногу
Чему-нибудь и как-нибудь,
Так воспитаньем, слава богу,
У нас немудрено блеснуть.

Так и есть. Слыл Милорадович в светском обществе ловким кавалером, остроумным собеседником, а также дамским угодником и, по словам князя Петра Андреевича Вяземского, был «весьма приятного и пленительного обхождения, внимателен и приветлив к своим подчиненным».

Так или иначе, но военные таланты он имел безусловные: об этом гласят блестяще проведенные им операции, чему всячески способствовали свойства его характера — некий сплав дипломатии и авантюризма.

Всю жизнь на службе отечеству. Почти всегда на военном поприще, где, как уже говорилось, показал особые дарования.

Любимец всех солдат. Любимец светлейших — Кутузова и Суворова, а последнего еще и верный ученик. Наград и знаков отличия не перечесть. Удивительно, как они только размещались даже на его широкой груди, когда в роскошном мундире прибывал граф на парад. — «Высокая грудь его была буквально покрыта двумя дюжинами всех наших и главнейших европейских звезд и крестов, взятых этою смелою и после 55 битв девственною от ран грудью с боя».

Человек немыслимой отваги. Генерал Алексей Петрович Ермолов, которого также некому было уличить в трусости, писал самому Милорадовичу: «Чтобы быть всегда при Вашем превосходительстве, надобно иметь запасную жизнь».

Восхищенные воспоминания о нем, и это совершенно удивительно или почти невозможно, оставил Александр Иванович Герцен, ненавидевший русскую аристократию и всю жизнь боровшийся с ней разными способами. Часто видевший Милорадовича в детстве среди друзей своего родителя, богатого помещика Ивана Алексеевича Яковлева, он припомнил: «…храбрый, блестящий, лихой, беззаботный, десять раз выкупленный Александром из долгов, волокита, мот, болтун, любезнейший в мире человек, идол солдат…» Но Герцен на этом не останавливается и впадает даже в совершенную метафизику: «Милорадович был воин-поэт и потому понимал вообще поэзию. Грандиозные вещи делаются грандиозными средствами». То есть он уже рекомендует Милорадовича как человека с сильнейшим воображением.