— Этот Чарльз Кранц как-то связан с вашим банком? Это оттуда он вышел на пенсию?
Она ещё ненадолго задержалась, прежде чем продолжить свой нелёгкий поход домой. В руке она так и держала туфли на высоком каблуке, которые сегодня ей, видимо, не понадобятся. А, возможно, больше вообще не понадобятся.
— Сроду не слыхала о Чарльзе Кранце и ничего о нём не знаю. Он, наверное, работал где-то в филиале в Омахе. Хотя, как я понимаю, Омаха теперь просто одна большая пепельница.
Марти проводил её взглядом. Как и Гас Уилфонг, который присоединился к нему. Гас кивнул на вереницу возвращающихся с центра города людей, которые больше не могли добраться до мест своей работы — продавцы, торговые представители, официанты, почтальоны.
— Они похожи на беженцев, — сказал Гас.
— Ага, — отозвался Марти. — В каком-то смысле они и есть беженцы. Эй, помнишь ты спрашивал меня о запасах провизии?
Гас кивнул.
— У меня точно есть несколько банок супа. Также найдётся немного риса-басмати[12] и «Райс-а-Рони»[13]. Хлопья, если мне не изменяет память. Что касается морозилки: там у меня насчитывается около шести замороженных обедов и полпинты «Бен и Джерри»[14].
— В твоём голосе я не слышу беспокойства.
Марти пожал плечами.
— А какой прок от беспокойства?
— А это любопытно, знаешь ли, — сказал Гас. — Беспокойство — вот, что мы все испытываем в первую очередь. Нам нужны ответы. Люди пошли в Вашингтон, чтобы протестовать. Помнишь, как они свалили ограждения перед Белым Домом, а тех студентов подстрелили?
— Ага.
— В России свергли правительство, а между Индией и Пакистаном случилась Четырёхдневная Война. А ещё вулкан в Германии — ради Христа! — в Германии! Но мы постоянно говорим друг другу, что нас-то пронесёт, но что-то не похоже, а?
— Не похоже, — согласился Марти. Хотя он только недавно поднялся с кровати, он чувствовал себя усталым. Очень усталым. — Не пронесёт, а разорвёт.
— И потом ещё эти самоубийства.
Марти кивнул.
— Фелиция наблюдает это каждый день.
— Думаю, самоубийства скоро сойдут на нет, — сказал Гас, — и люди просто будут ждать.
— Ждать чего?
— Конца, дружище. Конца всего. Мы уже прошли через все пять стадий горя и печали, неужели ты не видишь? А теперь приближаемся к последней. Смирению.
Марти ничего не сказал. Нечего тут было сказать.
— Теперь уже всем всё до лампочки. И вот это… — Гас повёл рукой. — Пришло не пойми откуда. Я хочу сказать, мы и так знали, что окружающая среда летит псу под хвост — думаю, даже эти правые[15] психопаты втайне в это верили, — но кто ожидал такого количества дерьма, и чтобы всё сразу. — Он посмотрел на Марти почти умоляюще. — И сколько нам осталось? Год? Четырнадцать месяцев?