Зверь, чудище, волк…
Вдруг серп, словно наткнувшись на что-то, выскользнул из рук и задел пальцы. Что-то вспыхнуло в траве – перед ней блуждал цветок, но травы быстро сомкнулись, будто не хотели, чтобы она разглядела его. «Купальская ночь скоро…» Она села на землю, осматривая порезанную руку.
– Веснянушка, пошли по ягоды. Что с тобой?
Малуша и Ходота участливо смотрели на нее, она показалась им непохожей на саму себя, затуманенной, растерянной.
– Нет, нет, – торопливо, словно испугавшись, заговорила Веснянка. – Я руку порезала, вы идите, а я к роднику спущусь, обмою ее, идите.
И Веснянка, бросив серп, торопливо побежала от них.
* * *
Двое стояли у березы. Он обнял ее, и она потянулась к нему. Тогда он поцеловал ее в губы осторожно и нежно.
– Малушенька, жить без тебя не могу!
– Какое счастье быть любимым.
Волк смотрел на них.
Ходота тихо провел по ее волосам, Малуша вдруг охватила его шею и прижалась к нему.
– Мой хороший.
И ее слова отозвались в душе волка болью. Они поцеловались и пошли куда-то в лес, рассеянно, словно не замечая дороги, по которой бредут.
– Какое счастье быть любимым.
Волк опустился на траву, закрыл глаза. И вспомнил…
* * *
И это они его назвали волком. Черная кровь в их жилах. Волк лучше их, волк задирает только, когда хочет есть, чтобы самому не умереть.
– Иди и будь ты волком.
Его горящей ветвью ударили по коже и погнали, он бежал от камней, увертывался от свистящих прутьев[46]. Он остался далеко в лесу, в руке ни меча, ни стрелы, нагой и беззащитный, как и вправду зверь, тело горело от ударов и ожогов. Темная, дикая ночь казалась ему добрее. Бессильный и растоптанный, затравленный, лежал он в кустах на траве. Было холодно, он хотел подняться, но смог встать только на четвереньки, долго стоял так, пока не почувствовал, что бесконечное унижение проходит со всяким человеческим чувством и приходит странная сила без мысли.
Ему захотелось оскалиться, хриплый вой вырвался из губ. И тут он кожей ощутил, что сильный зверь, такой же дикий и злой, как он, кидается на него. Они рванулись друг к другу, и он, как в объятиях, долго сжимал серую мохнатую шею. И потом, когда он завернулся в ту снятую шкуру, почувствовал, что волчье сердце, как и она, приросло к нему.
– Будь же ты мне братом-волкодлаком. Мы с тобой одной судьбы, ты волен, ты силен.
Волки признали его сильнейшим, и он, скитаясь, ушел с ними.
* * *
Она тихо наклонилась и смотрела, как кружится вода.
Так вот что за странную нить сплела Мокошь, сидящая на болоте.
Он волк…
Ей вспомнились его глаза. И вдруг Веснянка поняла: он сейчас совсем один в этом лесу.