— Я помогаю морлисскому сопротивлению. И я не знаю, чего больше в моей помощи — сочувствия стране или тем, кто борется за ее будущее. Я не выдам вас, можете не волноваться.
— Что еще писала Лаура Вагнер? — спросил Уолтер, взяв себя в руки. Он предпочел сделать вид, что не заметил последней реплики. Взял джезву, подошел к мойке и вылил кофе. Опустил джезву в таз с прохладной мыльной водой.
— Лаура Вагнер писала, что «Механические Пташки» предоставили жандармам убийцу, капитана парохода, который прилюдно обещал вырвать сердце герру Саттердику.
— И что же?..
— Они купили или запугали не всех свидетелей. Из канцелярии альбионской тюрьмы пришел протокол допроса подозреваемого, того самого… Уолтера Говарда. Он говорил, что лично беседовал с Раулем через пару часов после убийства, во время погрузки корабля. Он бы не успел вернуться, переодеться и начать руководить погрузкой, да и показания матросов никак не сходились. Кажется, Альбион очень заинтересован в том, чтобы этот скандал не замяли, — Томас улыбнулся, и улыбка сделала его похожим на коварного лиса из детской сказки, которого всегда рисовали с таким же ехидным рыжим оскалом. — Будьте уверены, Пишущие «Парнаса» очень злы, и думаю «Пташкам», чтобы отделаться от них, придется вырезать всю редакцию. Большинство Пишущих отослали семьи из города, они явно настроены серьезно.
— Но тогда они узнают… — прошептал Уолтер, задумчиво ставя новую порцию кофе.
— О чем? Кто убил руководителей «Пташек»? Непременно узнают. Но все и так почти уверены, что к этому причастны «Соловьи».
— Но тогда они рискуют, что кто-то узнает о том, как именно они добиваются сходства! Я знаю о «Трели», — нехотя признался он, заметив в глазах Томаса легкое удивление.
— Думаю, на этот случай у них есть что ответить. К тому же они не врут своим клиентам — предоставляют механические копии. А то, что для… усиления сходства приходится пить эликсир, который мало влияет на здоровье… что же, это не самая большая жертва.
Уолтер только стиснул зубы и молча наблюдал, как кофе покрывается кремовой пенкой. «Парнас» непременно узнает, что «Пташки» иначе «усиливают сходство».
Эта история, как огромная машина, зачем-то притворяющаяся людьми, набрала обороты и ее было не остановить.
Зацепила его зубцом шестеренки, разорвала его прошлую жизнь. Не он ее раскручивал, не он стоит у рычагов, и электрическая вспышка произойдет без него. И рассыплется кучей бесполезных деталей она без него.
Его устраивала такая роль, но хотелось, чтобы его не зацепило ни вспышкой света, ни разлетающимися деталями. Пусть грызутся три казавшиеся незыблемыми силы Кайзерстата — деньги, пресса и те, кто забрал себе власть над человеческими душами большую, чем Колыбели.