По щелчку кнута я показала свои лучшие прыжки. Такие, что у самой захватывало дух. В ушах свистел воздух, а сердце заходилось в бешеном ритме. Пусть все знают, какая я ловкая, грациозная и опасная. Землянка, женщина — венец творения великого космоса. Могу быть разной: покорной и ласковой с теми, кого признаю своим. И агрессивной и жестокой по отношению к тем, кто пытается навязать мне свою волю.
Пока мы с Ханом разогревались, Ирон зажег огни по краю арены. В окружении пламени я казалась демоном, ворвавшимся в мир инопланетян. Блестел черный цирковой костюм, ловили отсветы пламени стянутые в тугой узел волосы. Полыхали праведным гневом глаза Хана.
Он держался с достоинством, показывая Антерианцам, что не сдался. И не сдастся никогда. Не позволит считать себя обделенным и убогим. Здесь, на арене, его мир и его правила. Зрители — только гости, что пришли прикоснуться к прекрасному. Увидеть мир таким, каким не видели его никогда. Мир, где рядом могут сосуществовать разные расы. Где отличие от других — достоинство, а не недостаток.
Во время прыжков через горящие кольца с антерианцев все же спали маски равнодушия. Нам не аплодировали, не ахали в самые напряженные моменты. И все же скованные позы и стиснутые кулаки выдавали внутреннее напряжение зрителей. Они восхищались, но восхищались сдержанно.
Закончив выступление, Хан коротко поклонился. Щелкнул кнутом возле моих ног, высекая сноп голубоватых искр.
Я запрыгнула на высокую подставку и уселась, небрежно закинув ногу на ногу. Горделиво вздернула подбородок: работа выполнена, больше нет нужды притворяться. Пусть многие инопланетяне и считают людей дикими зверьми, я — живое свидетельство их неправоты. Все понимаю, все вижу, могу контролировать эмоции. Ну… почти всегда.
— Пусть тоже поклонится! — потребовал один из Антерианцев и указал на меня пальцем.
Я внутренне содрогнулась. Посмотрела на Хана — только он может отдавать мне приказы. Прислуживать этим крылатым я не стану. Только по просьбе моего укротителя.
Что-то похожее на рык вырвалось из горла Хана. Он напрягся, но не позволил зрителям манипулировать собой.
— Если хотите дополнительный номер, поддержите артистку аплодисментами, — предложил Хан. — Разве она того не заслужила?..
Антерианец презрительно поморщился. Посмотрел так, словно перед ним не женщина и даже не животное — грязь, прилипшая к покрытию арены.
— Люди не заслужили похвалы! — Голос его был хриплым и резким, точно ножом по картону резали.
— Разве ты, Хандлер, забыл об этом? Простил все, что они с тобой сделали?