— Знаешь, Алеша, что я думаю? — услышал Маркевич простуженный, скрипучий голос старшего механика, незаметно подошедшего в темноте. — Пора нам с Ведерниковым расставаться.
— Как так?
— А очень просто: пора. Или не видишь ты, что не годится он в капитаны? В мирное время — да, пожалуйста, а сейчас — нет, сейчас на судах нужны люди иного склада: смелые, решительные, без шкурнической гнильцы в душе.
— А разве в мирное время людям с такой гнильцой может быть месть на коралях?
— Не сразу Москва строилась, Алексей Александрович. Слышал такую поговорку? Дрянных человечков, этаких мелкотравчатых «лишь бы мне хорошо», у нас, к сожалению, пока еще хоть отбавляй. В мирной обстановке такого, как наш Ведерников, не сразу заметишь. Умеет лавировать, показать себя с лучшей стороны в нужный момент. Вот и держится. А война каждому экзамен устраивает: смотрите, оценивайте по заслугам. И чтобы не ошибаться нам дальше, надумал я открытое партийное собрание в Архангельске провести. И его послушаем, и о нем скажем. Все скажеи: и о тральщиках в Арктике, и о ремонте в Лайском доке, и об этом вот переходе в конвое… Все! Как решат люди, так и будет, а дальше терпеть эту гниль мне партийная совесть не позволяет. Будто и сам я пачканный хожу: все знаю, а молчу.
Он на минуту умолк. А когда снова заговорил, голос его звучал хоть и тише, но тверже:
— Таратина пригласим. Глотова. Пусть и они нас послушают: может и мы с тобой виноваты в том, что не сразу Ведерникова раскусили. С нас, Алексей, с коммунистов, в любом деле — первый спрос.
И все. Оборвал чуть не на полуслове, повернулся, ушел с мостика, даже не пожелав на прощание традиционной «счастливой» вахты. Маркевич не стал останавливать, задерживать его, понимая, что Григорию Никаноровичу необходимо побыть наедине с самим собой, со своей совестью, еще и еще раз продумать нелегкое, но единственно правильное свое решение.
* * *
Ночь прошла относительно спокойно — без тревог, без неимоверного напряжения всех последних штормовых суток. Высокие горы на недалеком теперь берегу ломали и гасили могучую силу восточного ветра, и под защитой их «Коммунар» благополучно пролежал в дрейфе до самого рассвета. Утром, наконец, удалось определиться с наибольшей точностью: шторм действительно привел пароход к берегам Новой Земли, почти ко входу в губу Безымянную, правее которой недалеко от этих мест, находится новоземельское становище Малые Кармакулы. Оставалось только одно: сразу же лечь курсом на юг и вдоль берега, под прикрытием гор, добираться до Югорского Шара, откуда до горла Белого моря рукой подать.