Однажды он нащупал шишку на правой груди Пань Сычунь – рак; через год, после долгих мучений, она умерла. Умерла, оставшись верной себе, так же, как жила.
Убитый горем Бао растил их детей. Сын Чжао уже почти вырос и вскоре устроился на работу в Аочжоу, за морем, так что они с Бао теперь редко виделись. Дочь Аньцзы была моложе, и он делал для неё всё, что мог, даже нанимал прислугу с проживанием, но как-то слишком сильно старался, слишком сильно переживал. Аньцзы часто злилась на отца и при первой возможности съехала от него, вышла замуж и после этого редко его навещала. Каким-то образом он всё испортил, и даже не знал, как.
Ему предложили место в Пекине, и он вернулся, но чувствовал себя странно – как прета, блуждающая по сценам какой-то своей прошлой жизни. Он остановился в западной части города, в районе новостроек, которые не имели ничего общего со знакомыми ему зданиями. Запретный город, который он запретил себе сам. Он пробовал читать и писать, думая: если ему удастся всё записать, это никогда не вернётся снова. Спустя не так уж много лет он занял пост в Пинькайинге, столице Бирмы, присоединённой к Лиге всех народов, в Агентстве по борьбе за гармонию с природой в качестве китайского представителя и дипломата в целом.
3. Творя бирманскую историю
Пинькайинг располагался у самого западного из каналов устья Иравади, великой речной дороги, главной артерии бирманской жизни, давно урбанизированной по всему руслу, вокруг которого вырос огромный приморский город, даже скопление городов – вдоль каждого рукава дельты до самой Хензады и вверх по реке до Мандалая. Но именно в Пинькайинге можно было увидеть сверхгород во всём его величии: речные каналы, впадающие в море, как большие проспекты, между громадными нависающими небоскрёбами, рядом с которыми реки казались глубокими ущельями; пересечённые бесчисленными улицами и переулками, чередующимися с ещё более многочисленными каналами, образовывали сеть с ячейками, которые пересекались друг с другом, и всё это во власти глубоких каньонов в мириадах высоких зданий.
Бао получил квартиру на сто шестидесятом этаже одного из небоскрёбов, расположенных на главном канале Иравади, недалеко от моря. Выйдя на балкон в первый раз, он был поражён открывшимся видом и провёл большую часть дня, озираясь вокруг: на юг к морю, на запад к пагоде, на восток к другим устьям Иравади и вверх по течению, глядя вниз на крыши сверхгорода, на миллионы окон в других небоскрёбах, тесно выстроившихся вдоль берегов и в остальной части дельты. Все здания были глубоко утоплены в аллювиальную почву дельты, и знаменитая система дамб, шлюзов и волнорезов защищала город от наводнений с верховьев, от высоких приливов Индийского океана, от тайфунов, и даже подъём уровня моря, который сейчас наблюдался, не угрожал городу, который являл собой своего рода стоянку для кораблей, никогда не снимавшихся с якоря на его окраине, так что если в конечном счёте им и придётся оставить «первые этажи» и подняться выше, это лишь станет ещё одной инженерной проблемой, которой можно будет занять местную строительную индустрию в ближайшие годы. Бирманцы ничего не боялись.