Николай, занятый военной службой, уже давно отошёл и поотвык от родительского дома, а Юрий всё ещё жил радостями и заботами родителей. Он весело с прибаутками рассказывал, как в первый же отпуск явится домой в офицерской форме, может, даже и с наградами. Как довольный отец будет ходить вокруг него, рассматривать, хлопать по плечам, а мама накроет праздничный стол. И ждать этих радостных встреч недолго — сколько войне-то длиться, от силы месяц или два. Потом домой и в университет; может, даже удастся вернуться на свой курс.
— Юра, это политики и журналисты утверждают, что война будет быстрой и короткой. Но я знаю о войнах больше других и скажу тебе, войны не бывают ни быстрыми, ни короткими, особенно для тех, кого успевают ранить или убить.
Братья проговорили часа два. Наконец усталость взяла свое — Николай отправился спать. Юрий ещё долго сидел за столом, потихоньку шептал что-то нараспев и записывал слова столбиком на листке из ученической тетрадки.
Утром они быстро позавтракали и вместе отправились на вокзал. Там бурлил водоворот из сотен солдат и офицеров. Водоворот обезличенной человеческой массы, где индивидуальность стёрта установленным покроем мундиров, цветом ткани, одной общей задачей на всех, даже регулярным расположением тел в пространстве в виде шеренг, колонн или правильных коробок. А самое главное — отсутствием личной воли и полным подчинением воле армейского начальника. А кто источник этой воли, им неизвестно. То ли мудрец-стратег, планирующий операции и думающий о судьбе своих солдат, но не каждого в отдельности, а всех скопом. То ли легкомысленный кутила и развратник, для которого его солдаты — просто мясо на фронтовой бойне. А может, честолюбивый безумец, готовый сгубить тысячи жизней ради своей славы или из страха перед высшим начальством.
На перроне Юрий встретился со своим другом, высоким, нескладным прапорщиком; накануне, в радостной суете, он забыл познакомить его с братом.
— Сергей Громов, — вытянувшись, представился тот Николаю, с почтением рассматривая его капитанские погоны и бравую подтянутую фигуру. И тут же исчез, захваченный водоворотом шинелей и мундиров.
Затягивать расставание братья не стали, вздохнули и обнялись на прощание. Юрий шагнул на перрон, где интендантская команда уже ожидала отправки в Гуминнен, и мгновенно затерялся среди массы серо-зелёных фигур. Николай ещё раз махнул рукой в сторону, куда ушёл брат, вовсе не надеясь, что тот увидит этот беспомощный жест расставания, и с лёгким сердцем отправился в штаб армии.
В штабе Орловцева ждали, тут же навалили на него новую заботу, отношения к боевым действиям не имевшую, но выматывавшую его сильнее, чем пребывание на передовой. Части 1-й гвардейской кавалерийской бригады отзывались из действующей армии в Ковно для последующей отправки на Галицийский фронт. В Инстербурге планировалось несколько дней отдыха и переформирование. В город прибыли лейб-гвардии кавалергардский и конный полки, с ними батарея лейб-гвардии конной артиллерии. Командиры полков: кавалергардского — генерал Долгоруков и конно-гвардейского — генерал Скоропадский, уже находились в штабе армии. Прибывших размещали на отдых в казармах прусского 9-го конно-егерского полка. Большинство офицеров расселили по гостиницам. Орловцеву сначала поручили сопроводить старших офицеров гвардии для осмотра казарм. Работа с офицерами гвардейской кавалерийской бригады, многие из которых были выходцами из самых знатных дворянских семей, неблагодарная и хлопотная. Никто из штабных особого желания заниматься ими не имел, и Орловцев попал как кур в ощип. Посыпались всяческие поручения, а то и капризы. Ничего не поделаешь, всем этим пришлось заниматься допоздна.