Однако он не терял надежды. Чатури нуждался в слушателе и уж если начинал говорить, то говорил много…
– Знать бы хоть, сколько еще сидеть, – пробормотал Доркин себе под нос.
Чатури встрепенулся.
– Могу тебя порадовать. Ты выйдешь отсюда не позднее, чем через двенадцать часов.
Баламут замер, боясь вспугнуть неожиданное откровение.
– Наступающий день решит многое, – небрежным тоном добавил чатури и умолк.
– Что именно?
– Узнаешь в свое время.
Баламут не выдержал. Он повернулся к клетке, готовый броситься на нее с кулаками, но в этот момент загремели замки, и дверь с гулким скрежетом начала отворяться. Так же резко он повернулся к выходу.
Тупоумный стражник, приносивший им еду и похожий более на деревянного истукана, нежели на человека, показался на пороге, таща кого-то за собою. Новый пленник не сопротивлялся – просто не держали ноги, и стражник бесцеремонно бросил его, словно мешок с картошкой, на пол у стены. Затем, не сказавши ни слова, вышел и запер дверь.
Баламут всмотрелся в пленника и ахнул, узнав белесые кудряшки и испуганный взгляд, преследовавшие его до сих пор с неотвязностью нечистой совести.
– Овечкин!
Тот вскинул голову и, в свою очередь узнав Баламута, удивленно распахнул глаза. Баламут бросился к нему и, присев на корточки, крепко схватил за плечи.
– Ты… ты же должен быть с принцессой! Где она?
– Принцесса? Откуда вы ее знаете? – Михаил Анатольевич сделал попытку высвободиться, но сил не хватило. – Не трясите меня!
– Буду трясти, ты, недоумок, собачье отродье! Что ты сделал с Тамротом? Он у тебя?
Овечкин только обалдело смотрел на Доркина и ничего не отвечал.
– Нет у него Тамрота, – подал голос чатури, с интересом наблюдавший за этой сценой. – Не тряси его, Баламут, в самом деле, а то еще помрет со страху!
– Что он сделал с Тамротом?
Баламут адресовал вопрос чатури, продолжая прожигать Овечкина яростным взором.
– Не мельтеши, дурак, – нетерпеливо сказала вещая птица. – Тамрот – у Хораса… не так ли, Овечкин?
Михаил Анатольевич с ужасом посмотрел на клетку.
– Куда я попал? – пролепетал он. – Кто вы такие?
Чатури разразился пронзительным клекочущим смехом, а Доркин снова крепко встряхнул Овечкина за плечи.
– Спрашивать будешь после! Ты видел принцессу Май? Говори же!
– Видел, – покорно отвечал Михаил Анатольевич.
– Когда? Где?
– Здесь, только что… да оставьте же меня наконец!
Кроткий Овечкин неожиданно для самого себя рассердился. Все произошло так стремительно – он не успел еще опомниться от пережитого потрясения, и душу его снедала сильнейшая тревога за принцессу Маэлиналь. Едва они очутились в этом мрачном, похожем на каземат доме – а как это произошло, Михаил Анатольевич так и не понял, – его грубо оторвали от обеих девушек и поволокли куда-то вверх по винтовой лестнице. Перед глазами у него еще стояли бледное лицо принцессы и полный ужаса взгляд малышки Фирузы, которым она провожала его, ноги не держали, и вообще все тело отказывалось слушаться… а тут накидывается этот носатый ястреб! Ему-то какое дело до принцессы?