Влас вынужден был признаться, что не сможет.
— Вот видите! А её выпускники — запросто… Кроме того, учтите разницу между вашей системой преподавания и нашей. Ваша-то как была оторвана от жизни, так и осталась. Ну выучатся ребятишки отличать голландцев от фламандцев. А зачем? Так, для общей эрудиции… А у нас-то — для дела!
— Погодите… — попросил Влас, берясь за страдальчески сморщенный лоб. — Хорошо… Допустим… А воспитание?
— Что воспитание?
— Ну вот… сейчас говорили… наглость, угодливость…
— А! Понял. Вас смущает, что вещи названы своими именами. Ну хорошо! Назовите наглость отсутствием комплексов, а угодливость — вежливостью. Суть явления не изменится, согласны?
— Нет, — упёрся Влас. — Не согласен.
Раздрая это ничуть не расстроило.
— Понимаю вас, — с сочувственной улыбкой молвил он. — Позитива хочется… Знакомое дело. Поэтому то, что раньше называлось совестью, теперь зовётся кризисом самооценки, не так ли?
— Знаете что, Аверкий Проклович! — в сердцах ответил Влас. — Я слышал, если человека сто тысяч раз назвать свиньёй, он станет на четвереньки и захрюкает…
Этот не совсем вежливый выпад восхитил Раздрая. Судя по всему, спорить Аверкий Проклович любил и умел.
— То есть вы полагаете, — вкрадчиво осведомился он, — что, переназови мы болонку бульдогом, она тут же прибавит в росте и весе?.. Впрочем… — Старичок задумался на секунду. — В том случае если её не просто переименуют, а ещё и переведут на бульдожий рацион… Да, тогда это, возможно, обретает смысл. Пусть не для самόй болонки, но хотя бы для того, кто этот рацион распределяет. Так что в чём-то вы, Влас, правы… Понерополь тоже ведь не в пустоте живёт. Находясь в окружении пресловутых цивилизованных государств, использующих ханжескую лексику, мы, сами понимаете, вынуждены им подражать. Называем общак социальным фондом, крышу — налоговой службой, рэкет — коммунальными платежами, лохов — народом… Так что, думаю, недалеко то время, когда и у нас вместо «Мурки» на автовокзале начнут исполнять…
Но Влас так и не узнал, что начнут исполнять на автовокзале вместо «Мурки», — к беседующим подошла Пелагея Кирилловна, закончившая разговор со Стёпиной мамой.
— Какие у вас планы? — прямо спросила она.
Раздрай вынул сотовый телефон, взглянул который час и болезненно скривился.
— Ой… — сказал он. — Мне ж через полчаса криспинаду принимать. Как некстати…
— Что-что принимать? — не расслышал Влас. — Лекарство?..
— Криспинаду, — повторил старичок. — Это, видите ли, жил в третьем веке такой римлянин Криспин. Однажды он украл шкуру, сшил из неё башмаки и бесплатно раздал бедным… То есть криспинада — это, грубо говоря, благотворительность за чужой счёт. У вас, насколько я помню, подобные приношения называются спонсорством… Пелагеюшка, как у тебя со временем?